«…и вольностью жалую»

— А в помощники тебе, атаман, определяю Чику. Сообща все решайте. Будет у тебя фельдмаршалом!

И победно посмотрел на Творогова, да и на всех остальных яицких — не захотели простого хорунжего в коллегию принять, так вот вам — получайте фельдмаршала, графа Чернышева! Таковой президент в Петербургской военной коллегии сидит. А теперь, значит, пусть и у них будет!

К вечеру Овчинников и Зарубин выступили из Берды.

А еще немного спустя стало известно, что в помощь генерал-майору Кару направлены правительственные войска и из других мест — с севера по Самарской линии движется с трехтысячным отрядом симбирский комендант полковник по фамилии тоже Чернышев, с востока из Орской крепости идет бригадир Корф — у него две с половиной тысячи войска при 22 орудиях. Из сибирской стороны — генерал Де-Колонг. И все они должны соединиться под Оренбургом, чтобы в прах разбить Пугачева.

Выходит, пока целый месяц без толку наскакивали повстанцы на крепкие оренбургские стены, царица Катька в Питере времени даром не теряла. И сколотила против них изрядную силу.

— Ну ничего. Попадутся сами нам в руки, — сказал Пугачев.

Он верил — не зря молвится: либо в стремя ногой, либо в пень головой. А смелого и смерть бежит, и враг дрожит.

ГЛАВА 5

«ВАЖНА СМЕЛОСТЬ, ДА НУЖНА И УМЕЛОСТЬ»

Первые сведения о восстании яицких казаков под предводительством Емельяна Пугачева поступили в Петербургский дворец 14 октября. Когда Екатерине доложили о новом бунте, она разгневалась: оренбургский губернатор фон Рейнсдорп протянул целый месяц, прежде чем удосужился поставить императрицу в известность о том, что творится в ее владениях.

В тот же день она собственноручно написала указ, требуя незамедлительно разогнать скопище «разбойников и грабителей», кои проказят потому, что «с испокон веков такова их натура». Главнокомандующим над войсками, которые тут же направлялись против Пугачева, назначался командир Санкт-Петербургского легиона генерал-майор Кар.

«Господин Оренбургский губернатор Рейнсдорп!

По случаю мятежа у вас в губернии от бездельника казака Пугачева заблагорассудили мы послать на место г. генерал-майора Кара, которому вы всякое вспоможение не оставите показать при всяком случае.

Екатерина».

На следующий день рано утром императрица собрала экстренный Государственный совет. Она провела его сама и подписала манифест, с которым генерал-майор был обязан ознакомить всех жителей Оренбургской губернии. «Объявляем всем, до кого сие принадлежит» — так начинался тот манифест, и это означало, что жителям Петербурга, Москвы и вообще России знать о волнениях на Яике еще «не принадлежало».

Из донесения английского посланника в России Ричарда Оакса в Лондон 23 октября 1773 года:

«Хотя здешний двор усиливается сохранить это в глубочайшей тайне, тем не менее повсюду стало известно, что один казак воспользовался неудовольствием Оренбургского края для того, чтобы выдать себя за покойного императора Петра III, и что число последователей этого претендента так велико, что произвело опасное восстание этих губерний».

Принимая срочные меры по ликвидации очередного бунта в стране, Екатерина в то же время считала, что новое яицкое возмущение ничем не отличается от предыдущих и что весь этот «глупый фарс», как она выражалась, очень скоро окончится.

Столь же легковесно был настроен и генерал Кар. Полный решимости исполнить волю императрицы как можно быстрее, он без задержки выехал из Петербурга.

Из донесения генерал-майора Кара с дороги к Оренбургу президенту Петербургской военной коллегии графу 3. Г. Чернышеву:

«Опасаюсь только, чтобы сии разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бег, не допустя до себя оных, по тем же самым местам, отколь они появились».

Отправленные Пугачевым навстречу правительственным войскам Овчинников и Зарубин столкнулись с генералом Каром у деревни Юзеевки 8 ноября. Самонадеянный генерал был в прекрасном расположении духа. Накануне ему донесли, что с востока в стан пугачевцев движется какая-то толпа бунтовщиков. Это был отряд Хлопуши, который возвращался с Авзяно-Петровского завода. Кар решил устроить засаду. Но просчитался. Зарубин и Овчинников предупредили Хлопушу об опасности и стали действовать сообща.