И все же…

Эти дневники никоим образом не «прямой» путеводитель или кладезь подсказок и сопоставлений. Из них, например, довольно трудно понять, что именно в Марокко, где Оруэлл провел 1938–1939 годы, задуман и написан роман «Глотнуть воздуха». Эта короткая и глубоко врезающаяся в память работа воскрешает ушедшую буколическую Англию трудновообразимого времени до трагедии Первой мировой войны. А в причуды творческого процесса, предопределившие ее написание среди жарких базаров Марракеша и засушливой пустоты Атласских гор, автор нас почти или вовсе не посвящает. Однако одновременно в Марокко — помимо попыток лечиться от сжигавшего его туберкулеза — он делает заметки о североафриканском обществе и изучает местные нравы и условия жизни.

И действительно, тридцатые — десятилетие, когда Оруэлл и на родине, и за границей выступал как самодеятельный антрополог. Время от времени пытаясь скрыть принадлежность к образованным высшим классам и опыт службы в колониальной полиции (сам потешаясь потугам всякий раз говорить с акцентом нынешней компании), он совершал смелые вылазки, накапливал заметки и впитывал опыт. Выходец из семьи, чей доход определялся отвратительной опиумной торговлей между Британской Индией и зависимыми от англичан провинциями Китая, он поначалу опасался и презирал «местных» и «туземцев». В ряду многого, что делает Оруэлла столь интересным, можно назвать и автодидактическое избавление

от предрассудков, среди которых был и откровенный антисемитизм. Однако всякого, кто прочтет первые страницы этих отчетов и журналов экспедиций, поразит то, насколько яркое выражение нашло в них нескрываемое отвращение Оруэлла к отдельным человеческим особям, с которыми ему довелось столкнуться. Странствуя со сборщиками хмеля, он испытывает острую личную неприязнь к даже не названному таковым еврею, черты которого ему тем не менее удается представить еврейскими. Он беспощаден к вопиющей глупости и грязи множества пролетарских семей, под кровом которых живет, а порой снисходителен к крайней ограниченности их образования и воображения. Провал «Дороги на причал Уигана» отчасти объяснялся успешной коммунистической кампанией клеветы на книгу (и на него) за фразу «от рабочего класса разит». На самом деле сам Оруэлл никогда так

не говорил, а лишь приводил чужие слова, осуждая тех, кто их произносил, однако брезгливо подрагивавшие ноздри автора распространению навета все же поспособствовали.

Не будет преувеличением сказать, что в этих штудиях Оруэлл предвосхитил то, что сегодня известно как «культурология» и «постколониальнная теория». В отношении статистических данных его исследование безработицы и убогих жилищных условий на севере Англии выдерживает сравнение с опубликованной двумя поколениями ранее работой Фридриха Энгельса «Положение рабочего класса в Англии в 1844 году». А в дополнительной информации и комментариях о читательских привычках рабочих и их досуге, отношении мужей к женам, а также в смеси надежд и чаяний, сообщивших нюансы и отчетливость расплывчатому понятию «пролетариат», нельзя не увидеть накопление того, чем Оруэллу обязаны позднейшие «социальные» авторы и аналитики послевоенного периода, такие как Майкл Янг и Ричард Хоггарт. А во все сильнее укоренявшейся в нем в те годы приверженности принципам эгалитаризма и социализма осязаемо ощутимо зарождение одного из известнейших афоризмов романа «1984»: «Если есть надежда, то она в пролах». Всего на одном примере из жизни британского шахтера — вправе ли тот принять ванну в надшахтном помещении, а если да, то в рабочее или нерабочее время и должен ли платить за нее из зарплаты? — Оруэлл показывает не только потенциальную способность рабочего класса генерировать энергию в повседневной борьбе, но и поднять будничные схватки до разрешения таких высших и более принципиальных задач, как собственность на средства производства и право на полную трудовую долю в прибыли.

В Северной Африке Оруэлл, как и прежде, продолжает идти по пути, который избрал, заявив о своей независимости от британской колониальной системы в Индокитае. (Сегодня нередко забывают, что одно из первых его опубликованных исследований, написанное по-французски и выпущенное небольшим радикальным парижским издательством, было посвящено тому, как британская эксплуатация увековечивает отсталость Бирмы.) Сексуальные и расовые последствия колониализма, вскрытые им в первом романе «Дни в Бирме», никогда не заслоняли от него важности экономического базиса, и в период сравнительно недолгого пребывания в Марокко он также глубоко интересовался этническим составом населения и таким, казалось бы, узкоспециальным вопросом, как отражавшиеся на продаже местных газет тиражные войны различных языковых групп и политических фракций. Однако и здесь вновь заметно некое утонченное пристрастие к зловонью нищеты и убожества, в том числе отдельные пикантные размышления о разности запахов еврейских и арабских гетто.