И жить еще надежде…

Мне разлука с тобой знакома.Как у времени ни проси.Он горит у подъезда дома.Неуютный огонь такси.Чемодан мой несут родные,И зеленый огонь погас,И плывут твои мостовые.

Может, нынче в последний раз.

Песню эту я, по возвращении на берег, несколько раз где-то спел, а потом начисто про нее забыл. Прошло много лет. В 1999 году мне в руки попал недавно составленный сборник песен, которые пели наши солдаты в Афганистане во время несчастной афганской войны, и я с удивлением обнаружил там эту песню с пометкой «автор неизвестен».

Второй поход «Крузенштерна» зимой 62-го – 63-го годов был тоже нелегким. Новый 63-й встречали в океане. Поскольку на военном судне был строгий сухой закон, то, укрывшись в одной из дальних кают, раскачиваемой ночным штормом, пили спирт, разведенный наскоро в химической колбе. Свежеразведенный спирт, как всегда, попахивал резиной и дымился, растворяясь в опресненной воде. Прямо с мостика после вахты, сменившись в момент прихода Нового года, в «ноль» часов, к нам попал лейтенант Володя Георгиев, замерзший, с окоченевшими руками и красным от ледяного ветра лицом. Ему налили спирта, и он, расчувствовавшись, начал предлагать тост «за тех, кто на земле», за наших жен, «которым сейчас труднее, чем нам, потому что у нас тут соблазнов никаких нет, а у них — сплошные соблазны». Тост этот, однако, мужской поддержки не получил, и Георгиеву пригрозили, что ему больше не нальют, если он и далее будет нести чушь. В результате этого спора в первый день Новою года появилась песня «За тех, кто на земле».

В этом втором зимнем походе, в отличие от первого, когда мы проплавали полгода «без берега», заходы в иностранные порты все-таки были. Первым из них, и вообще в моей жизни, стал заход в порт Гамильтон, на Бермудские острова. Тогда мы еще мало что знали о зловещем Бермудском треугольнике и ничего особенно здесь не опасались. Наоборот, зеленые, залитые ласковым солнечным светом Бермудские острова, забитые респектабельными отдыхающими из всех стран мира, улыбающиеся женщины всех цветов и оттенков после месячного плавания в зимней штормовой Атлантике показались нам призрачным раем. К судну тут же подогнали два автобуса с девицами, однако наш бдительный замполит на борт их не допустил. «Как вы так долго обходитесь без женщин?» — удивлялись журналисты местных газет. Вид нашего парусника настолько восхитил губернатора Бермуд, дядю английской королевы, что он специально вызвал из Лондона киносъемочную группу, чтобы снять «Крузенштерна».

Поскольку во втором походе район работ был поюжнее, то и погода была получше. Когда пересекли северный тропик, началась такая жара, что в каюте спать стало практически невозможно. Пришлось устраиваться на палубе, на шканцах или ботдеке. За несколько месяцев я привык, пробуждаясь, видеть над собой напряженные паруса и слышать успокаивающее негромкое поскрипывание рангоута. Так появилась песня «Паруса «Крузенштерна»»:

Расправлены вымпелы горло.Не жди меня скоро, жена, —

Опять закипает у борта Крутого посола волна.Под северным солнцем неверным.Под южных небес синевой —Всегда паруса «Крузенштерна»Шумят над моей головой.И дома порою ночною,

Лишь только раскрою окно,Опять на ветру надо мною Тугое поет полотно.И тесны домашние стены,И душен домашний покой.Когда паруса «Крузенштерна»Шумят над моей головой.

Пусть чаек слепящие вспышки Горят надо мной в вышине.Мальчишки, мальчишки, мальчишки Пусть вечно завидуют мне.И старость отступит, наверно, —Не властна она надо мной.Когда паруса «Крузенштерна»Шумят над моей головой.