Он понял, что я сильнее его, и что я добр к нему. Между нами установилась двусторонняя связь — напрямую, без слов. Теперь я буду всегда знать, что он чувствует, и он будет всегда знать, что чувствую я. Точно так же, прямо из мозга в мозг, я буду помогать ему ориентироваться в новом мире, и, когда я буду давать ему информацию, я всегда буду знать, как она им воспринята. Но уж что-что, а приказывать я точно не буду — я буду просто просить у него помощи, как у друга.
Мы вышли из клетки и вошли в дом. Тигр не боялся, потому что я объяснил ему: «В доме главный я, поэтому ничего плохого здесь тебе не будет».
Сначала мы пошли в ванную комнату, и там я хорошенько вымыл свою киску. Когда было нужно, я мысленно отдавал команды: «Опусти голову, закрой глаза, наклони голову, ляг», — и прочие, а тигр все их выполнял — из-за этого мы избежали множества неприятных недоразумений: то же мыло — оно так и норовило попасть в глаза! Вымытую кошку я подсушил и расчесал. Полосатику стало хорошо, он был доволен обращением, и ему здесь явно понравилось.
Я выделил тигру отдельный ковер (я называл его «тигриным») в одной из комнат — отныне он стал его местом. Животное я накормил на кухне из миски, из которой он теперь всегда будет есть, а сама же миска будет стоять недалеко от окна. С туалетом дело обстояло очень просто — я записал в память хищнику несколько условных рефлексов, и теперь тигр легко и естественно пользовался обычным унитазом. Эти же условные рефлексы можно было бы создать путем длительной тренировки, но мне-то это не нужно, а ему и подавно. Так что, как видишь, устроились мы достаточно хорошо.
А клетку забрали на следующий день — ни мне, ни тигру она теперь была не нужна. Клетку забрали с утра, потом мы позавтракали и пошли гулять в парк. Мы шли по улице, над нами колыхалась листва от пролетающих рядом автомобилей, цвели цветы, пели птицы, а прохожие с ужасом и удивлением смотрели на нас. На всякий случай я взял с собой моток веревки и положил его себе в карман.
Парк был недалеко от дома, в нем было свободно и хорошо, запах хвои приятно освежал легкие. Мы шли по пешеходной тропинке, когда невдалеке от нас запричитала испуганная бабушка. Она сидела на скамейке, а маленький внук увлеченно возился с игрушками у ее ног.
— Не бойтесь, бабушка, — сказал я. — Этот тигр никого не тронет — он совершенно ручной.
— Господи, страшилище-то какое! Да еще и без клетки и без намордника. Он же укусить может! — бабушка явно не могла поверить моим словам, да и кто бы на ее месте поверил?!
— Укусить-то он, конечно, может, но не укусит, — ответил я и принялся объяснять дальше, — посмотрите на его хвост — он спокойно висит и не дергается, а это означает, что все в порядке; вот если бы его кончик нервно подрагивал, то это означало бы, что тигр нервничает.
Но бабушку не так-то просто было переубедить:
— Шел бы ты куда-нибудь в другое место со своим зверем.
— А что в нем такого особенного? В парке с собаками гуляют? Гуляют, — а с тиграми что, нельзя?
— Да ведь он такой огромный!
— Но ведь он же ручной!
— Не верю я в то, что он ручной, — сообщила она мне. — У меня внук маленький, а у твоего зверя… Смотри, какой он огромный!
— А хотите, бабушка, чтобы ваш внук погладил моего полосатика? — предложил я. — Смотрите, какой он красивый! И вы сразу же убедитесь в том, что он совершенно безопасен.
— Нет, не надо, боюсь я его.
— Ну, как хотите.
Мы пошли дальше. Зря я предложил ей погладить тигра — сначала один, затем еще один, глядишь — все начнут хватать руками мою кошку — еще и оседлать попробуют.
Из-за кустов вышли двое полицейских и направились к нам. Наверное, кто-то из гуляющих уже позвонил к ним и рассказал им про тигра. Стражи порядка подошли ко мне и попытались убедить меня держать тигра в клетке и не гулять с ним в парке. Они уже знали, кто я такой и знали мою специфическую репутацию, поэтому говорили со мной вежливо и слишком сильно не настаивали, когда я отказался.