Я – Ангел. Часть первая: Под прикрытием

— Тебе не за что извиняться, Серафим, — голос, как из могилы, — ты сделал для меня всё, что мог…

«Да… Я сделал, „всё, что мог“. И теперь на моей совести один труп и один…».

Думаю, бесследно для психики человека такое не проходит. Тяжёлый ожог заживёт — оставив лишь безобразный шрам на коже, но сердце будет кровоточить вечно — даже в загробной жизни…

Если она существует, конечно.

— … Я всё знаю. Я, как рогатый муж, узнал последним про ваш договор с… И о деньгах — что ты её платил за встречи со мной. Она рассказала подруге, а та всем разболтала — над нами смеялся весь университет…

Прикусываю до крови губу:

— Я повёл себя эгоистично и подло, но мне нужна эта чёртова лампа. Понимаешь — нужна! Извини, если сможешь…

— … Да, над нами смеялись — но нам уже было всё равно: мы любили друг друга. Это было самое счастливое лето в моей жизни! И, лампа, да! Да — твоя лампа у меня почти получилась…

Немножко оживает и тут же вновь гаснет задутой ветром лучиной:

— … Ты ни в чём не виноват, Серафим. Ты сделал всё, что мог для меня. Виноват я — жалкая, никчемная, бесполезная личность…

Вдруг, Василий отвернувшись от меня, уткнулся лицом и зарыдал в подушку.

— Как положили, слезинки не проронил — думал «сгорит», — шёпотом сказал сосед по палате, сморщенный сухой старичок с бородкой и добрыми глазами, — а теперь можно не беспокоиться — проплачется и на поправку пойдёт.

Вася «поплачется», а я?

Мне то что делать — тоже разрыдаться в подушку⁈

Я не знаю, что делать. Я просто хочу втихушку прогрессировать — никого не трогая! Почему всё не так получается, как хочется?

ПОЧЕМУ⁈

Сижу у его кровати, молчу слушая глухие всхлипы и, эта моя бессловесная беспомощность начинает раздражать, потом злить и наконец — бесить:

«Да тварь я дрожащая или право имею» — говоришь? Да, пойдите Вы к чёрту, Фёдор Михайлович!

Когда он вновь повернулся ко мне красными глазами — немало удивившись, что я ещё здесь, говорю спокойно и взвешенно:

— Василий! Нам объявили войну. Когда мужчине объявляют войну — убивая дорогих для него людей, он идёт на неё и сражается. Ну а там как срастётся — побеждает или погибает на поле боя.

Протягиваю руку и спрашиваю:

— Василий! Ты — мужчина? Ты пойдёшь со мной на войну?

В красном воспалённом глазу Васи загорелась жестокая ярость, он схватил мою ладонь и как мог крепко её сжал:

— ДА!!!

— Хорошо! Но, двое в поле не воины: здесь нужна глубокая разведка, а затем — войсковая операция. Подожди немного, дружище — эти подонки ответят нам сполна и с лихвой.

Встав, рычу — смотря в сторону города через окно и грожу кулаком:

— ДУХУ ВАШЕГО ЗДЕСЬ НЕ ОСТАНЕТСЯ, МРАЗИ!!!

* * *

— К чёрту учёбу — когда такие дела в городе творятся!

Телеграммой вызываю Барона и Лизу — через день они прибыли из Ульяновска в Нижний Новгород. Объясняю сложившуюся ситуацию, выдаю финансовые средства и объясняю каждому его задачу:

— Мне нужна разведка, Миша! Как твои беспризорники с хулиганами — дружат, враждуют?

— Скорее нейтралитет — мы их не трогаем, они — нас.

Из его рассказов знаю: кроме простого или наоборот — довольно затейливого попрошайничества, беспризорники до прохожих не пристают. У них мысли об элементарном выживании — а не об беспричинном хулиганстве. Но и друг дружку в обиду не дают — у них своя молодёжная группировка «по интересам».

— А если поговорить?

Миша передёрнув плечами, типа — «мне не в лом»:

— Поговорить можно… Почему бы не поговорить? А вот будет ли толк с того разговора — заранее обещать не буду.

— А если заинтересовать? Весь собранный с хулиганов «лут» — им?

— «Лут», говоришь, — хмыкает, — а вот на это повестись могут…

Ребятишки, с которыми я общаюсь — как губка воду впитывают мои словечки. Понимаю — нельзя коверкать «великий и могучий», но ничего поделать с собой не могу: в некоторые «особо волнительные» моменты, сленг 21-го века — так и срывается с языка, сам собой.

— Миша! Через неделю я хочу знать — кто это сделал и, заодно всё о нижегородских группировках хулиганов.

— Попробую, если кого из своих в живых найду.

— Надо, Миша, край как надо — ты уж постарайся… Лиза!

Та, тут как тут:

— На мне, как понимаю — Вася Пупкин…

— Правильно понимаешь! Будь ему матерью, родной тётей или старшей сестрой… Короче, верни мне парня к жизни любыми способами.

Та, залихватски «берёт под козырёк»:

— Слушаюсь, мой повелитель!

— К «пустой» голове руку не прикладывают.

«Кольнул» Мишка, намекая на отсутствие головного убора. Та в ответку показала ему длинный язык.

Ну, чисто дети!

Прежде чем уйти, приостанавливаюсь и подняв указательный палец вверх:

— Операцию назовём… «ХУЛИГАНОВ НЕТ!!!».

Мишка-Барон восторженно захлопал очами:

— Не, ну ты — прям как Брусилов!

Лизка, целуя «на посошок»:

— Ты — как Сулейман Великий, Повелитель всех правоверных!

У меня было своё мнение на собственную роль во всемирной истории:

— Я как Александр Невский: «пришёл, увидел, наследил».

* * *

На следующее же утро я уехал в Ульяновск.