— Короче, он сейчас в примаках. Как ты говорил, Серафим?…«Чмо»? Вот, оно и есть — то самое! Формально он — член семьи, а по факту — хуже батрака: день-деньской работает за затрещины да подначки «родственничков».
— Семейные отношения?
— Он её когда-нибудь убьёт! Или она его: характер у бабы — жиду-коммунисту не…
Увидев мой кулак, тотчас:
— Ой, извиняюсь — сорвалось… Злейшему врагу не пожелаешь!
— Дети?
— Пока Бог миловал! Но как представлю, что от этой пары может народиться… Бррр!
Подняв очи к небу, перебираю варианты:
— Так… Адольф Гитлер у нас уже есть… Может — «доктор Зло», какой-нибудь?
— А, кто это?
— Ой, Миша — лучше не спрашивай…
Проанализировав ещё кое-какие — менее важные «разведданные», хорошенько подумав и всё обдумав, я наконец решился:
— Миша! Начинаем операцию «Чужой».
Имеется у меня в Ульяновке ещё один надёжный и достоверный «источник информации»:
— Отец! Что ты скажешь про Охрима Косого — сапрыкинского примака?
Тот, как-то опасливо на меня поглядывая, осторожно отвечает:
— Плохого ничего не скажу — но и хорошего сказать нечего. Досталось ему в этой жизни — не приведи Господь.
— Хм… Что ж тогда к большевикам в семнадцатом-восемнадцатом не прибёг? В то время, таким — как раз среди них место.
— Женил его незадолго до большевиков-то Сапрыкин старший на своей дочери — вот видать и без большевиков Охрим понадеялся в люди выбиться.
— Ах, да. Характер?
Мельком взглянув на потолок:
— Надо подумать… Трусоват несколько — того не отнимешь. Впрочем — как знать, как знать… Скрытный уж больно! Даже на исповеди неискренен, хотя в Бога верует. В школе когда у меня учился — старательным, прилежным был… Память цепкая, читать любит и читает много.
А что ещё делать в детстве да отрочестве — если нет друзей для игр и проказ и, даже набедокурить не с кем? Только читать книги, витая в облаках и хоть как-то перебивая дефицит общения с людьми…
— Грамотный, значит? — спрашиваю.
— Скорее начитанный.
— А к тебе как относится?
Поглаживает ладонью осанистую бороду:
— Как люди относятся к священнику? Вот так и он…
— Это ж твой ученик по церковно-приходской, — недоумеваю, — неужели, не было каких-то «особых» отношений между учителем-священником и учеником-парией в классе?
— Ах ты про это, — спохватывается, — ну когда его уж сильно шпыняли другие ребятки, заступался за него бывало, разговаривал: как с самими обидчиками — так и с их родителями. Так всё ж, бесполезно! Я ж не могу его повсюду сопровождать — а его где поймают, там и бьют…
Подумав, ещё добавил:
— Одно время, Охрим в семинарию хотел податься… Спрашивал у меня совета, мы с ним отдельно богословием занимались. Но, видишь ли… Туда, так просто тоже не брали — будь хоть семь пядей во лбу. Вот тебя бы… Хм, гкхм… Возможно сердится на меня с тех пор: мол — обнадёжил а потом… Эх!
Вздохнув и перекрестившись на икону, иерей молвил:
— Многие от веры православной отшатнулись и разуверились в Боге, ибо…
Ещё раз тяжело вздохнул и замолчал.
Понятно: «сын полковника не может стать генералом, ибо у того тоже есть сын». Коррупция и кумовство разъела Российскую Империю, как моль — старые плохо просушенные валенки…
Так, так, так…
Думай, думай голова — шапку новую куплю!
Наконец, принимаю решение:
— Устрой мне встречу с Охримом Косым, отец. Но только так, чтоб никто не знал.
Тот, видимо сопоставил мои прежние расспросы про Сапрыкина — с нынешними про его зятька-примака и, всё понял:
— Не трогал бы ты его! И так человек Богом обиженный…
Повышаю голос до лязга стальной гусеницы:
— Бог не обижает человека, отец! Это делают точно такие же люди, как он сам. Но Бог посылает на Землю ангела, чтоб восстановить справедливость! Хоть изредка, согласен — но посылает.
Нет, не показалось мне тогда!
Охрим Косой лицом был один в один Савелий Крамаров, которому в Голливуде дали играть роль не раскаявшегося агента ГКБ — а одноглазого пирата-неудачника. Настороженный взгляд единственного глаза, заметно напряжённое щуплое тело — кажется, готовое в любой момент куда-то убежать или где-то спрятаться.
Встаю из-за стола, здороваюсь за руку и, как можно приязненнее улыбаясь, приглашаю за стол:
— Давай-ка я тебя чайку из самовара налью — уж больно он у Отца Фёдора духовитый… Вот — сдоба, сушки, сахарок… Угощайся, Охрим, не стесняйся.
То, да сё — но разговор явно не клеился. Парень оказался пускай и «промах» — но далеко не дурак. Не прикасаясь к предложенным яствам, он отхлебнув пару раз «пустого» чаю:
— И, вправду — «духовит»!…Я хорошо понимаю — для чего ты меня пригласил и теперь обхаживаешь, Серафим. Однако, не теряй попросту времени — против Панкрата Лукича я не пойду. А согласился с тобой встретиться и поговорить, только из уважения к твоему отцу — он почитай единственный из всех, ко мне по-человечески относился.
Сказать по правде, такого не ожидал! Должно быть, наговорили про меня его родственнички — с три больших короба. Ну, что ж… Придётся импровизировать — не в первый раз, поди — уже привык.