Читаем Я, бабушка, Илико и Илларион полностью

По правде говоря, я был очень голоден. Я посмотрел на Доментия благодарными глазами, нежно улыбнулся и последовал за ним в подвал.

Мы подсели к столику в углу закусочной. Доментий отогнул скатерть, чтобы не запачкаться, отодвинул тарелку с мухомором, втиснул портфель между спинкой стула и собственной спиной, вытер лоб и заботливо спросил:

– Ну, что будешь есть?

– Все! – живо ответил я.

– А пить?

– За твой счет – хоть керосин! – пошутил я.

Доментий улыбнулся и стукнул по столу рукой:

– Риголетто!

Из-за стойки вышел хромой буфетчик и замер на одной ноге у нашего столика.

– Аджан!

– Привет, Риголетто! Знакомься: свой парень, хлебосольный, сегодня распоряжается он!

Я встал, вежливо поклонился, крепко, по-тбилисски, пожал руку Риголетто и назвал свое имя.

– Сагол[20], видать, крепкий парень! – сказал Риголетто и с сожалением посмотрел на меня. – Что прикажете подать?

– Два пива, два сыра, две зелени, редиску не забудь! Два хлеба и бутылку водки! Икра есть?

Риголетто глупо улыбнулся. Вскоре стол был накрыт.

Доментий наполнил стаканы, чокнулся со мной и молча выпил. Второй стакан выпили за наше знакомство. Потом Доментий произнес тост:

– Я, Доментий Хачапуридзе, – маленький человек. Но Наполеон тоже маленький был, а мой отец – еще меньше него, но горы сворачивал. Я – управляющий домами, и сердце у меня мягкое. От меня зависит – жить человеку в доме или на улице. Тебе приходилось жить на улице?

– Что я, беспризорный, что ли? – обиделся я.

– А вот захочу – и выгоню тебя на улицу, потому что ты непрописанный!

– А ты возьми и пропиши меня – и делу конец!

– Я-то возьму, но ты разве даешь?

– Что? – не понял я.

– Ладно, выпей! – сказал Доментий и наполнил стаканы.

Мы выпили. И тогда я заметил, что глаза Доментия начали косить.

– Ты знаешь, что такое дом? – продолжал он.

– А что тут знать? Дом – это дом!

– А все же?

– Ну… комнаты, перекрытые черепицей, или соломой, или дранкой…

Доментий захихикал и снова взялся за стакан.

– Чудак ты! Дом – это прежде всего семья! Есть у тебя семья?

– Нет!

– Ну и дурак же ты, братец мой! В твои годы, если хочешь знать, у меня была уже вторая жена. Теперь я опять живу с первой… О чем я говорил? Да! Семья и дом неотделимы друг от друга. Не имеешь дома – не сможешь жениться, не женишься – не сможешь жену в дом привести? А ты знаешь, как появился дом?

– Знаю!

– Скажи!

– Из кирпича, досок, извести, камня, черепицы…

– Замолчи, жалкий ты человек!.. До того, как придумали кирпич, человек жил на дереве…

– В пещере, – поправил я.

– Одни жили в пещерах, другие – на деревьях… Потом человеку надоело жить на дереве и он спустился на землю… А потом, знаешь, что с ним случилось?

– Прошелся туда-сюда и снова полез на дерево…

– Нет, сперва он гулял, а потом ему стало холодно! И что он сделал?

– Надел пальто и согрелся!

– Идиот! Где тогда были пальто?! Взял он кремень, высек огонь, развел костер и согрелся. Но ты же знаешь, природа коварна. Подул вдруг холодный ветер с востока. Взял человек и возвел стену с восточной стороны – чтоб огонь от ветра оградить. Подул потом ветер с запада, возвел тогда человек вторую стену, с запада. Потом как налетит, как засвистит сквозной ветер – с севера на юг! Что оставалось делать бедному человеку? Поставил он еще две стены – с севера и с юга. А дело было осенью. Хлынул дождь – холодный, проливной. Видит человек – плохо дело, гаснет огонь. Что делать? Тут он и сообразил перекрыть стены соломой!

– Дальше?

– Дальше – новая беда: горит костер, дым ест человеку глаза – хоть плачь! Он туда, он сюда – что делать? Не разбирать же стены? Но он все же человек был, а мы тем и отличаемся от животных, что кое-что соображаем и говорить умеем.

– Сам ты животное, Серапиона ты, вот кто! – сказал я и схватился за бутылку.

– Поставь бутылку, глупец!.. Где ты меня остановил?

– …Человек в дыму задыхался!

– Да, чуть не задохнулся, несчастный. Потом он догадался: пробил отверстие в потолке, дым вышел, вздохнул он свободно… Сидит человек у костра, греется. И захотелось ему узнать – не перестал ли дождь. А как узнать?

– Очень просто: высунул руку!

– Куда?

– В окно, куда же еще!

– Болван! Окна-то ведь не было? Вот он и решил сделать в стенке окно… А потом ему потребовалось выйти… Ну, сам понимаешь зачем… Риголетто! Два по сто! – Доментий икнул и продолжал: – Пробил он дверь, и получился… Что?

– Отверстие! – ответил я.

– Вот идиот! Дом получился, понимаешь ты, дом!

– Не знаю, мой дед иначе дом строил…

– А мой совсем не строил, он в чужой вошел, но это неважно… Потом человек привел из лесу собаку, поручил ей сторожить дом, а сам ушел. Привел жену, поручил ей вести хозяйство и снова ушел. Принес дичь… Стали они есть да похваливать… А потом пошли у них дети, внуки, правнуки, праправнуки… Появилось село, затем район, затем город и, наконец, столица… Столица Грузии – Тбилиси… Вот видишь, с каким трудом создавался наш Тбилиси? А ты свой труд вложил сюда? Нет! Так как ты смеешь после этого жить в Тбилиси без прописки?! Но ничего, не огорчайся… Ты мне нравишься… Как звать тебя?

– Зурико!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза