«Я — Бейрут...»

Резня в лагерях была тщательно подготовлена израильскими оккупантами, которые массированным артиллерийским огнем прикрывали вторжение отрядов убийц на территорию Шатилы и Сабры. Эта «операция» началась вечером в четверг 16 сентября и продолжалась до утра субботы 18 сентября. Убийцы сконцентрировались под контролем израильских оккупантов в районе бейрутского аэропорта. Около 17 часов они направились в лагеря палестинских беженцев, входы в которые контролировались израильскими войсками. Всю ночь израильтяне запускали над лагерями осветительные ракеты, помогая тем самым убийцам «очищать» лагерь от «террористов». Когда же группа палестинских женщин обратилась к одному из израильских офицеров с мольбой о спасении и защите, тот цинично ответил, что «не имеет права вмешиваться во внутри-ливанские дела».

В субботу, как только журналистам стало известно о резне, оккупанты прервали телефонную и телексную связь Бейрута с внешним миром.

Лагеря Сабра и Шатила представляют собою ужасающее зрелище. Санитары в защитных масках извлекают десятки трупов из-под обломков домов, взорванных и разрушенных бульдозерами. Трупный запах чувствуется уже на подходах к лагерям, куда посты ливанской армии старались вчера не пропускать журналистов.

В Западном Бейруте ливанскими солдатами арестованы головорезы Саада Хаддада, открыто угрожавшие палестинским беженцам страшной судьбой мучеников Сабры и Шатилы, врывавшиеся в дома под предлогом обысков.

Израильские войска постепенно отходят от центра Западного Бейрута. Вместе с военной техникой солдаты увозят и легковые автомашины, украденные у местного населения. В некоторых кварталах они проводят «прочесывания» и аресты «подозрительных лиц».

Трагедия Шатилы и Сабры

«Я — Бейрут...», «Известия»

23.9.82.

Солдат ливанской армии тщательно проверил наши документы. За его спиной три бронетранспортера перегораживали въезд в лагерь палестинских беженцев Шатилу, один из двух лагерей в юго-восточном предместье Западного Бейрута, ставших местом кровавой оргии, организованной израильскими захватчиками.

Пока солдат проверял наши документы, мимо нас пронеслась белая автомашина с большими красными крестами на бортах. Солдат молча проводил ее взглядом и сделал жест, разрешающий нам войти в лагерь. Тяжелый трупный запах исходил отовсюду. От бетонных развалин двухэтажных домишек, тянущихся вдоль обеих сторон неширокой улицы, от носилок, прикрытых серыми одеялами, от палаток, в которых расположились представители Международного и Ливанского Красного Креста. У развалин сидели и стояли женщины в черных одеждах, с искаженными мукой лицами. Слышались рыдания. Старуха рвала на себе волосы, вздымая к небу высохшие руки:

— О, аллах! Где же ты? Почему не покараешь убийц?

А навстречу нам шли люди с кусками белой материи на груди, на материи нашиты красные кресты. Они шли четверками, в белых касках, с плотными повязками на лицах, хоть как-то спасающими от всепроникающего трупного запаха. Они несли все те же носилки, покрытые серыми одеялами. Они несли трупы мужчин и женщин, стариков и детей. Носилки грузились в кареты «Скорой помощи», и машины уносились из лагеря — к вырытым неподалеку братским могилам.

К нам подошел «секурист» (так здесь называют спасателей) в резиновой маске-противогазе, в оранжевом пластиковом жилете. Жестом показал, чтобы мы протянули ему платки, которыми мы закрывали себе нос и рот, щедро полил их пахучей жидкостью, смешанной с крепким одеколоном.

«Секуристы»-добровольцы, саперы ливанской армии, сотрудники Красного Креста разбирали развалины домов, взорванных вместе с их обитателями. Резали автогеном арматуру, связывающую глыбы бетона. Бульдозерами разгребали обломки.

Обитатели лагеря, те, кому чудом удалось уцелеть, спастись, помогали им кто как мог. Кто-то копался в развалинах, отыскивая остатки скудного имущества — изорванные тюфяки, обгоревшие одеяла, кастрюли, всякую мелкую утварь. Кое-где клубился густой черный дым. Это прямо на месте сжигали трупы, изрубленные на куски убийцами.

Мы зашли в хибару, чудом уцелевшую от уничтожения. Ее хозяин, мужчина средних лет, сразу же, узнав, что мы — советские журналисты, согласился рассказать нам о пережитом. Вот его рассказ:

— Меня зовут Ибрагим, я жестянщик. Родился и вырос в Шатиле. Женат, есть дети, мать. Сейчас их здесь нет, они у наших знакомых в другом месте, в лагерь возвращаться боятся.

Все началось в среду, 15 сентября, во второй половине дня. Еще нам ничего не было известно о гибели Бешира Жмайеля, а израильтяне уже начали артиллерийский обстрел наших лагерей, потом окружили их плотным кольцом. Мы почувствовали, что готовится что-то недоброе, и пытались покинуть Шатилу, но израильтяне не выпускали нас, даже успокаивали, говорили, что никакого зла нам причинено не будет. Ночь прошла тревожно. А с рассвета в четверг, 16 сентября, израильские самолеты стали носиться над лагерями на низкой высоте, будто бы они собирались нас бомбить, как это уже делали три месяца. Все попрятались кто куда.