Я – бездна

На фотографиях были кеды «Конверс», темные джинсы, футболка, рюкзак девочки. И бежевый носовой платок в клетку. Охотница внимательно рассмотрела фотографии. Платок лежал в прозрачном пакете. Не похоже, что он мог принадлежать девочке-подростку. Платок очевидно был мужской. «Вот что он засунул ей в рот», — подумала Охотница, доверившись шестому чувству. А в платке был обломок ногтя. Причинно-следственная связь, от которой не отмахнуться. Цепочка складывалась логичнее некуда. Но Охотнице этого было мало, ведь оставалось самое сложное.

Нужно найти этот чертов платок.

Вдруг на нем осталась ДНК утопленницы из Нессо. Однако не стоило строить иллюзии раньше времени. Поскольку дело не возбуждено и вещи не считались уликами, их, скорее всего, вернули Роттингерам. Так что они могли уже потерять или выбросить ненужный платок, как в больнице поступили с кусочком ногтя.

Мысли Охотницы снова обратились к загадочному спасителю. Вокруг него стремительно сгущалась мрачная атмосфера неразгаданной тайны. Как будто в доказательство этого Охотницу била дрожь. «Опять паранойя, — думала Охотница. — Или все-таки нет».

С женщиной из озера произошло что-то ужасное. Что происходило здесь и сейчас. Снова.

29 ноября

«Держи рот на замке, — думал мальчик. — Молчи». При попытке что-либо сказать изо рта вырывался сип и потоки слюны. Приходилось сплевывать. Оставалось только молчать.

— Что с тобой? Чего замолчал? — спросила Мартина, направляя машину в плотном потоке.

Она усадила мальчика на переднее сиденье и пристегнула. Их лица на мгновение оказались совсем близко. Он чувствовал ее дыхание. От нее пахло чем-то сладким. Это был самый прекрасный миг в его жизни, но ему было бы стыдно в этом признаться.

Она не собиралась мириться с его молчанием.

— Хочешь послушать радио? — спросила Мартина и потянулась к приемнику. Он перехватил ее руку. Музыку он не любил. Каждый раз, когда Микки наведывался к Вере, она включала музыку, чтобы соседи не слышали, что они творят.

— Он испытывает тебя на прочность, — оправдывалась Вера. — Микки хочет, чтобы ты вырос сильным. Настоящим мужчиной, прямо как он.

Но мальчик боялся его как огня, ему надоело учиться смелости через страх. Иной раз он с нежностью вспоминал прежних ухажеров Веры. К счастью, приехала Мартина и забрала его. И спустя месяц, который он провел в больнице, она везла его в детский дом, где жили такие же дети. Но ни волосы, ни зубы у него больше никогда не вырастут. А значит, над его шрамами станут смеяться.

— Мартина, что не так с моим прошлым? — спросил он, прикрывая рот рукой.

Девушка на мгновение взглянула на него и снова перевела взгляд на дорогу.

— Ты это о чем?

— Ты сказала Вере, что, если усыновители узнают о моем прошлом, никто не захочет меня взять. Что с ним не так?

— Ты все неправильно понял, — ответила Мартина, не глядя на него.

До коричневой громады приюта они добрались уже под вечер. Чемодан мальчик не взял — все вещи были на нем. Мартина сказала, ему выдадут все, что нужно.

— Здесь ты будешь в безопасности, — заверила она.

Он понял, что она намекает на Микки. Ему снова удалось уйти. Когда он спросил о Вере, Мартина ответила, что его мама больна и ее теперь будут лечить.

— Слушай, — сказала Мартина, наклоняясь к нему и глядя прямо в глаза. — Не стану тебе врать. Сначала будет нелегко. Но со временем все наладится, и тебе здесь понравится.

Мальчик не понял, что она имеет в виду, не знал, чего ждать, чего бояться. Перед отъездом Мартина наклонилась и поцеловала его в лоб. Вера не сделала этого ни разу в жизни. Потом Мартина ушла.

Все еще чувствуя на лбу влажный отпечаток ее губ, мальчик пошел вслед за монахиней по длинным пустым коридорам. В здании было холодно и пахло супом. Они вошли в большую темную комнату. Повсюду были расставлены кровати, и на каждой — спящий ребенок. Монахиня указала ему свободное место.

— Завтрак в семь, — буркнула она, протягивая ему крохотное полотенце и мыло. — Тщательно умойся и не забудь прочесть молитву, — добавила она и ушла.

Когда ее шаги затихли, он разделся, положил вещи на стул и забрался под одеяло. Закрыв глаза, он постарался как можно скорее заснуть.

Казалось, его новые товарищи тоже погружены в молчаливый сон. Но вдруг послышались тихие звуки, чье-то дыхание, кто-то ворочался на скрипящем пружинами матрасе, шелестел простынями. Звуки нарастали, шепот перешел в ясные голоса. Послышался топот босых ног. Мальчишки окружили его кровать, рассматривая новичка. Не открывая глаз, он чувствовал, что они рядом, за шторками опущенных век улавливал движения теней. Послышались голоса, смешки. Мальчишки обсуждали его бритую голову, его шрамы. Они насмехались над ним.

— У него нет ни волосинки, он похож на червяка.

«Нет, я не червяк, я мальчик», — хотел ответить он, но предпочел делать вид, будто спит, в надежде, что им наскучит его разглядывать. Но все стало только хуже. Кто-то толкнул его, сначала аккуратно, затем сильнее, а потом ущипнул.

— Червяк не спешит просыпаться. Наверное, он умер, — усмехнулся кто-то. На что другой голос ответил ему:

— Сейчас я его разбужу.