Я – бездна

Мартина раскинула руки, и он нырнул в ее объятья. «Как от нее вкусно пахнет», — подумал он, а затем отстранился, выпрямился и шагнул назад. Улыбка медленно сползла с губ Мартины. В ее взгляде читались грусть и непонимание. Затем она опустила глаза и с изумлением посмотрела на спицу, что торчала у нее из живота. Приемная мать закричала. Приемный отец наконец-то оторвался от телевизора и вышел посмотреть, что случилось. Все трое ошеломленно застыли.

Мальчик понял, что ему нельзя здесь оставаться. Он повернулся к двери и убежал.

43

Гвидо Роттингер никогда не хотел иметь детей. Девочка узнала об этом случайно, когда рылась в вещах матери. Она нашла несколько писем: родители общались по переписке перед тем, как она родилась. Девочка думала, что наткнется на слащавые и трогательные выражения, из-за которых родители почувствовали бы себя неловко, знай они, что дочь прочитала их послания друг другу. Однако письма были все на одну тему.

Мать умоляла отца передумать и позволить ей родить хотя бы одного ребенка.

«Похоже, ей удалось его убедить», — подумала девочка, горько и иронично усмехнувшись про себя. Но мысль о том, что инженер Роттингер смирился с ее появлением на свет, все же причиняла ей боль.

«Интересно, как бы ты отреагировал, если бы я умерла тогда, две недели назад?»

«Меня бы это убило».

Ей хотелось верить отцу, но увы. В тех письмах отец объяснял матери, что возненавидит их ребенка, и объяснял, почему не желает иметь детей. Наконец он согласился, но при одном условии: какого пола будет ребенок, решать ему. Поэтому мать трижды делала аборт до того, как родить ее. И все три раза это было рациональное решение, основанное на тесте ДНК. Так что отец все же терпел это создание по единственной причине: оно родилось девочкой.

Жизнь Гвидо Роттингера была уже расписана.

Он был старшим из трех сыновей и однажды должен был перенять бразды правления: продолжить дело, которое создал его предприимчивый дед и унаследовал выдающийся отец. Его судьба была решена в ту же секунду, когда он издал свой первый крик. Изменить или подстроить ее под себя было никому не под силу. За него уже решили, какой будет его жизнь. Взамен он получал уверенность в том, что никогда не будет голодать или сомневаться в своем будущем, и все те привилегии, о которых большинство людей могут только мечтать; у него всегда было преимущество, ради которого ничего не нужно делать.

Но главная причина его нежелания заключалась в том, что эти условия должны были передаться и его потомкам.

Гвидо Роттингер не мог противостоять собственной судьбе, но мог не допустить, чтобы с его сыном случилось то же самое. Отказаться от наследника означало разорвать патриархальное семейное проклятие, в плену которого прошла вся его жизнь, которое лишило его всех чаяний, подавило любые попытки проявить свои таланты. И все же не стоило обманываться — то было не проявление исключительного родительского великодушия. Роттингер думал только о себе и в этот раз. Он поступил так затем, чтобы его ребенок, плоть от плоти, не возненавидел его, как он возненавидел своего отца, — в чем он не мог признаться из-за своего положения в обществе.

Девочка с фиолетовой челкой подумала, что ее отец как будто понес наказание, и заслуженное, за то, что вмешался в Божий промысел, ведь его единственная дочь стала проституткой. «Я не должна была появиться на свет», — мысленно повторяла она. Она родилась лишь потому, что они убили трех невинных зародышей, бывших до нее. Где они теперь? Чем они заслужили такую судьбу? И почему вместо них родилась она?

«Узнаешь в среду вечером».

Сидя за письменным столом в своей комнате, девочка думала о последней встрече с Рафаэле и о тех отвратительных вещах, на которые пошла ради него. Она не знала, чего еще ждать. Что она обязана будет сделать на этот раз. А главное — с кем. Она пыталась сосредоточиться на учебе — экзамены не за горами, — но ничего не выходило. Единственный выход — тот, что она уже испробовала.

Покончить со всем. Вернуться в небытие, откуда ее вытащили силой, чтоб она заняла место трех несчастных нерожденных детей.

Но в отличие от других рутинных действий, которые с каждым разом даются все легче, когда пытаешься набраться смелости и покончить с собой во второй раз, невозможно игнорировать правду: умирать невыносимо больно. Уморить себя голодом тоже не поможет, поскольку среда уже завтра.

«Наверное, можно попробовать поговорить с Майей», — подумала девочка. Но она уже заранее знала, что посоветует подруга. Ей было проще убежать из дома, чем открыться родителям. Но на костылях и со сломанной лодыжкой далеко не ускачешь. Она в западне.

Девочка посмотрела на кровать — и ее взгляд упал на плюшевого медведя с пришитой головой.

После сцены в саду, когда Рафаэле снова унизил ее, она уже не верила, будто есть какой-то ангел, что наблюдает за ней издалека и хранит ее. А без него спастись непросто.

Как она ни старалась, другого варианта не было.