Я больше не коп

Дом, который она выбрала, находился по другую сторону от города, в сотне ярдов от проселочной дороги, скрытый высокими деревьями. Голди утверждала, что можно сотню раз проехать мимо, не заметив его, и Фуриа с ней согласился.

Снаружи имелись даже выложенная каменными плитками терраса и бассейн с подогревом, который осушили на зиму.

— Жаль, — промолвил Фуриа. — Мы могли бы плескаться в нем, как богачи.

Дом принадлежал нью-йоркской семье, которая пользовалась им летом и на каникулах в конце года. Голди знала это, потому что ее сестра Нанетт упоминала Тэтчеров в своих письмах — летом она сидела с их детьми, так как они часто отлучались. У них было три капризных ребенка, но они платили по двойному тарифу. Тэтчеры не могли внезапно объявиться — уехали в Европу.

Фуриа одобрил идею. Если не считать потери денег, он чувствовал себя отлично после «специальной обработки» Голди, поэтому, когда Хинч взломал заднюю дверь, и Голди заперла Барбару в комнате для прислуги внизу, он даже не разозлился на печь, которая не включалась из-за отсутствия топлива в баках. Вероятно, хозяева не оплатили счета, ухмыльнулся он.

Обстановка приводила его в восторг. Сельская мебель была сработана вручную и без единого гвоздя. Камин в гостиной мог бы вместить Хинча, а на стенах висели подлинные картины старых мастеров. Впрочем, Фуриа имел весьма смутное представление о живописи. Похоже, их рисовали какие-то калеки лет пятьсот тому назад, заявил он, а сейчас они все почернели и потрескались. На белой этажерке стоял цветной телевизор с большим экраном, который Голди тут же включила, но Фуриа сказал:

— К черту его — нужно послушать, что здесь творится.

Он выключил телевизор, включил радиоприемник на каминной полке и настроился на станцию в Тонекенеке-Фоллс, но там играла рок-музыка, и Фуриа продолжил осмотр.

При виде кухни из дерева и кафеля, с аккуратными рядами медных кастрюль и сковородок, висевших на крючках, он едва не пустился в пляс.

— У моей старухи глаза бы на лоб полезли! Она всю жизнь стряпала в собачьей конуре, если вообще когда-нибудь готовила!

Холодильник был пуст, зато морозильник объемом двадцать кубических футов был полон стейков и ростбифов, а плита имела духовку, в которой можно было поджарить целого ягненка.

Фуриа пришел в такое благодушное настроение, что, когда Хинч нашел комнату с книгами от пола до потолка и деревянным баром, полным первоклассной выпивки, позволил ему налить себе полный стакан виски.

— Наслаждайся жизнью, Хинч. — Но так как Фуриа должен был продемонстрировать, кто здесь босс, он добавил: — Чего эта девчонка расхныкалась? Надо ей всыпать.

Отперев дверь комнаты горничной, Фуриа несколько раз шлепнул Бибби — не сильно, так как он не имел ничего против детей, но это заставило ее заплакать еще громче.

— Какого черта она скулит? — с отвращением осведомился Фуриа. — Дочке легавого следовало бы привыкнуть к шлепкам. Дай ей какого-нибудь пойла, Голди, и пусть заткнется.

Голди заставила Барбару сделать пару глотков «Джека Дэниелса», и вскоре девочка заснула с открытым ртом, похрапывая, как маленький пьяница. Фуриа запер комнату, снова придя в бодрое расположение духа.

Сбросив ботинки, он растянулся на роскошном диване в гостиной.

— Пожалуй, я бы съел парочку филе-миньонов на ужин, Голди. Можешь их приготовить?

— У меня нет угля.

— Какая разница? Поджарь их в камине.

— Ладно. — Голди в эти дни была на редкость сговорчивой. — Если вонючка принесет мне дров для растопки. Я видела дровяной сарай позади дома.

Но Хинч к этому времени допил пятый стакан и запустил им в зеркало за баром.

— Незачем свинячить в такой классной берлоге, — упрекнул его Фуриа. — Как насчет дров?

— Слышал, как она меня обзывает? — Нос Хинча багровел на бледной физиономии, а глаза выпучились. — Не буду я таскать для нее дрова. Я для нее не ниггер.

— Это доказывает твое невежество, — сказала Голди. — Нужно говорить «негр» или «черный».

— Ниггер, ниггер, ниггер, — упрямо повторил Хинч. — Я не стану таскать дрова ни для кого, а особенно для нее.

— Как насчет меня? — осведомился Фуриа.

— Я паршиво себя чувствую. — Хинч внезапно сел на пол.

— Потому что не привык к хорошей выпивке, — снисходительно сказал Фуриа. — Надо было отобрать у тебя бутылку. Ладно, Голди, я принесу дрова.

К ее удивлению, он вскочил с дивана и вышел в одних носках. Голди едва не крикнула ему вслед, что там грязно, но воздержалась — никогда не знаешь, как Фуриа прореагирует. Она слышала, как открылась задняя дверь.

Войдя в ванную с черно белыми кафельными плитками и воспользовавшись черным фарфоровым унитазом, Голди почувствовала себя королевой.

«Вот это жизнь! — подумала она. — У меня тоже все это будет, когда я избавлюсь от Фура и этого вонючего Хинча».

Голди прихорашивалась в ванной перед зеркалом с хрустальными шариками на раме, как у голливудских кинозвезд, когда услышала вопль, который до сих пор ей доводилось слышать разве только в кино. Он показался ей похожим на полицейскую сирену или визг свиньи, которую резали на ферме Херли, когда она еще девочкой тайком проскользнула туда, несмотря на запрет отца.