Я больше тебе не враг (СИ)

Снова затяжка. Удерживаю сигарету зубами и щурюсь, оттого что щиплет глаза.

Как же все задолбало…

Я стою на балконе до тех пор, пока от холода не перестаю чувствовать собственное тело. Но это ни что по сравнению с той стужей, что вымораживает изнутри. Кажется, из живого осталось только сердце, да и оно вот-вот накроется. И стану я, мать вашу, Снежной Королевой. Такой вот херовой и небритой.

Псина по-прежнему воет, нагоняя еще больше тоски. Повыть в ответ что ли? Может, полегчает?

Затянувшись последний раз, я тушу и скидываю окурок в пепельницу. Замерзшие пальцы еле слушаются. Я возвращаюсь в комнату, но ложиться не хочу. Вместо этого иду в душ и стою под горячими струями, пока телу не возвращается чувствительность. Оттаиваю снаружи, но не внутри. Там по-прежнему вечная мерзлота, но я уже начинаю к ней привыкать, потому что когда замерзаешь, боль притупляется.

Кажется, сна не предвидится. Я выхожу из комнаты и в потемках спускаюсь на первый этаж.

Тишина.

Охранники где-то на территории или в гостевом. В самом доме только мы с бывшей женой. Раньше это был бы вечер полный романтики, а теперь как в фильме ужасов. Только мертвецов под потолком не хватает.

В короткой борьбе между просто горячим чаем и чем-то покрепче побеждает второе. Я кидаю в стакан лед, он щелкает, покрываясь паутиной трещин, когда сверху заливаю его золотистым напитком.

Делаю пару глотков – на вкус мерзотно. Мне не нравится, не то настроение, поэтому выплескиваю содержимое в раковину, а сам стакан отправляю в посудомойку.

Как неприкаянный мотаюсь по гостиной. Пытаюсь включить телек, но стоит только увидеть цветную картинку, как начинает стучать в висках. Выключаю, поднимаюсь с дивана, выхожу на крыльцо. Дождь по-прежнему идет, собака воет.

— Да какого черта? — я начинаю беситься.

Я ради чего притащил ее сюда? Чтобы вот так мотаться ночью, как говно в проруби, и не знать куда себя приткнуть? Хер бы там.

Я возвращаюсь в дом и поднимаюсь на второй этаж. Мы не договорили! Я не сказал и десятой части из того, накопилось.

Толкаю дверь, подспудно ожидая, что будет чем-то заблокирована изнутри, но она на удивление легко и бесшумно распахивается.

В комнате нет окон, темень жуткая. Из света только то, что проникло следом за мной из коридора. Мне требуется пара минут, чтобы глаза привыкли и начали различать хоть что-то. Стол, кровать, кто-то на кровати.

Прислушиваюсь, пытаясь уловить дыхание и никак.

Она всегда спала, как мышка. Я помню, как просыпался посреди ночи, чтобы посмотреть на нее. Любовался, как дурак, радовался, что она у меня есть. Воспоминания об этом царапают с такой силой, что еле сдерживаю рычание. Завожусь моментально:

— Подъем! — и ладонью по выключателю.

Черт. Свет бьет наотмашь, выжигая сетчатку. Я жмурюсь, а потом и вовсе прикрываю глаза рукой, а зараза на кровати даже не шевелится. Ей по фиг, потому что отвернулась к стенке и с головой накрылась одеялом – один нос наружу торчит.

Это я как раненый волк мечусь по дому, а она преспокойно спит.

Сдергиваю с нее одеяло, а Таська только плотнее сжимается в комок и не открывает глаз. Издевается…

— Подъем, я сказал! — встряхиваю ее за плечо и тут же замираю, потому что даже через ткань чувствую жар.

Прикладываю ладонь к потному лбу и громко втягиваю воздух.

Она вся полыхает! Горячая как печка.

— Эй, — встряхиваю ее еще сильнее, и Таська сонно бормочет во сне. Не могу разобрать ни слова, — просыпайся.

Она неосознанно прижимает к себе подушку и едва различимо шепчет:

— Одну минуточку. Я…устала… — и снова проваливается.

Да вашу ж мать!

В этом закутке так душно, что тошнит, поэтому подхватываю ее на руки и несу к себе. Она даже не делает попыток протестовать или вырываться. Кажется, даже не понимает, что ее кто-то несет. Рука безвольно болтается, а голова падает мне на плечо.

То ли спит, то ли без сознания.

И я рад бы сказать, что мне похер, но это не так.

В моей комнате прохладнее и много воздуха. Я опускаю ее на кровать:

— Таисия, ты слышишь меня, — пытаюсь достучаться, но реакции нет. Она не откликается, не шевелится и, кажется, даже едва дышит.

Проклятье!

Вместо того, чтобы посадить ее на цепь и злорадствовать, я несусь вниз, пытаясь вспомнить, а есть ли хоть что-то в моей аптечке.

***

Ни хрена нет!

Дом новый, аптечка как у закоренелого холостяка – бинт, уголь да пузырь выдохнувшегося пероксида. Я не планировал тут ни болеть, ни тем более лечить кого-то.

Звоню парням:

— Марат, есть что-то от жара, простуды?

В ответ секундное замешательство, к счастью, без вопросов «кому?» и «зачем?».

— Сейчас гляну.

— И у Лехи спроси. Может, у него что-то завалялось.

Спустя пять минут на крыльце раздаются тяжелые шаги:

— Все, что нашли, — Марат протягивает мне замызганный блистер парацетамола. При этом смотрит подозрительно, будто думает, что это я заболеть решил и сейчас в обморок повалюсь.

А это ни черта не я!

И он это понимает. Ничего не спрашивает, только кивает и молча удаляется, а я иду на кухню, наливаю стакан воды и возвращаюсь в комнату.