Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика

Отбивая контратаки, берем деревню за деревней. Одной из контратак немцы выбили из деревни подразделения стрелковой дивизии, наступающей справа, и создалась угроза окружения батальона 37-го полка нашей дивизии. Спасла положение наша 1-я батарея, стоявшая на открытой позиции. Особо отличился наводчик ефрейтор Гуров, который, оставшись один из расчета, продолжал вести огонь. За этот бой ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Это была первая «Золотая Звезда» в нашем полку, хотя только за форсирование Днепра в дивизии Героя получили 57 человек, правда, все 57 – в стрелковых полках и штабах. Но долго Гурову Звезду носить было не суждено, вскоре он погиб.

На ближних подступах к Бресту противник хорошо закрепился на обводной линии укреплений с окопами в полный профиль с железобетонными цилиндрическими дотами. Но и здесь надолго задержать наступление ему не удалось. Расстояние от Кобрина до Бреста прошли за четыре дня. Следующими опорными пунктами обороны противника были форты Брестской крепости.

Дивизия наступала вдоль шоссейной дороги Брест – Кобрин. Слева – река Муховец, справа – железная дорога. На участке действия нашей дивизии, кроме земляных укреплений, город прикрывали два форта. Особенно активен был правый. Кроме огня из фортов, где у немцев стояла и артиллерия, артиллерийский огонь круглосуточно велся из города.

Ровная как стол местность. Прямой как стрела участок асфальтированного шоссе, редко обсаженного деревьями. Справа и слева от шоссе – неубранная рожь. Во ржи наблюдательный пункт дивизиона – ровики без прикрытия. Рожь мешает наблюдению, в то же время она скрывает нас от немецких наблюдателей. Из ровика просматриваются только крыши домов. Город расположен на возвышенности, и подъем к нему начинается за фортами. Во ржи устанавливаем стереотрубу на треноге. Становится хорошо виден и правый форт, находящийся в полосе действия стрелкового полка, поддерживаемого нашим дивизионом. Но оборонительная линия не просматривается. Не видна и наша пехота, которая ведет бой впереди.

Все три батареи поставлены на открытые позиции. Приказ – батареи должны двигаться в непосредственной близости от наступающей пехоты. Не подавив огонь фортов, в город не ворваться. Но огонь обороняющихся не ослабевает. В воздухе все время рвутся бризантные снаряды. В городе у немцев стоят батареи наших пушек, которые вслепую, вправо и влево по сектору обстрела, ведут огонь нашими же бризантными снарядами, оставленными на складах в 1941 году, как это выяснилось после взятия города.

Пехота не выдерживает огня фортов и отползает назад. Спасаясь от огня, солдаты лезут под пушки наших батарей, в то время, когда пушки ведут огонь. У спрятавшихся под пушкой лопаются барабанные перепонки. Обезумевшие, с кровью из ушей, солдаты выскакивают из-под пушек и бросаются прятаться в кое-где еще стоящую рожь.

Двое суток безуспешных боев. Вечером командир дивизиона собирает разведчиков и остатки взвода топоразведки и приказывает с наступлением ночи пробраться в город и установить места расположения батарей, чтобы попытаться их уничтожить огнем гаубиц. Командует сводным взводом разведки ст. сержант Митягов. Выбираем самое, на наш взгляд, удобное место для прохода – в 200 метрах левее правого форта.

Наступила ночь. Небо чистое, но ночь безлунная. Прошли свою батарею. Впереди нее в воронках и в неглубоких ровиках – пехота. Посоветовались с офицером, где и в каком направлении лучше пройти. Дальше на четвереньках, а затем ползком, по-пластунски. По науке, трое впереди, четыре человека – группа прикрытия. Я в первой группе. Подсознательно чувствую, что кто-то за нами наблюдает. Останавливаемся. Вслушиваемся. Все тихо, и окопов впереди не видно. Внезапно длинная автоматная очередь – мы обнаружены. Теперь надо уносить ноги. Поднимаемся, и в это время совсем близко, одна за другой, стали рваться гранаты. Наше прикрытие тоже открыло огонь. Чувствую, что из носа что-то полилось, но боли нет, и разбираться некогда. До своей пехоты все добрались целыми, только у меня осколком ручной гранаты был рассечен кончик носа. Санинструктор сделал наклейку, а в дивизионе, пока не зажило, мне ее менял военфельдшер. Думали, что просто царапина, а оказалось, что этот осколок мучил меня 12 лет, пока я его сам не удалил из перегородки носа.

Вылазка не удалась. Думаю, что на ее успех ни командир полка, ни командир дивизиона не рассчитывали. Все молчали, как будто ничего и не было.

Наступил третий день безуспешных попыток штурмовать крепость и ворваться в город. Люди устали и физически – от бессонницы, и морально – постоянно, уже третьи сутки, находиться под непрерывным огнем. Наступила такая апатия, что хотелось уже поскорее получить свой осколок и не мучиться. Все видели бесполезность наступления на неприступную стену. Провели как-то двух арестованных, с самострелами. Самострелы случались и раньше, и через хлеб, и через дерево, чтобы не было порохового ожога, но на этот раз стреляли друг другу в руки на расстоянии, из ровиков.