Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика

Не больше двух рот оборонявшихся немцев уничтожили кадровую дивизию полного состава. Причем деревни находились в лесном массиве. Между ними обороны противника не было. И справа и слева от них можно было пройти беспрепятственно и легко окружить противника. В приказе по армии было сказано, что командир и комиссар дивизии преданы суду военного трибунала.

А погибших не хоронили, а, раздев вплоть до белья и сложив штабелями в оставшийся целым сарай, сожгли.

Через несколько дней мы в походном порядке вместе с пехотой проходили через эту деревню. Трупов я уже не заметил, и одинокого сарая тоже не было видно.

Пройдя бывшую деревню, услышали впереди в голове колонны мощный взрыв. Колонна на некоторое время остановилась, а затем, когда мы двинулись вперед, увидели разбросанные по заснеженному лесу и висящие на сучьях деревьев части человеческих тел и обрывки одежды. Поперек дороги от взрыва трех противотанковых мин, установленных в ряд, образовалась траншейка.

После взятия укрепленного пункта обороны немцев Попково дивизия двадцать дней безуспешно вела наступательные бои за населенные пункты Брынь, Зимницы, Куклино, Сорочку и Чановку[3].

Мизюлин

Пока идут безуспешные бои, расскажу комичную историю.

Служил во взводе боепитания нашего дивизиона рядовой Мизюлин. Даже не ниже среднего, а совсем маленького роста, с кривыми ногами и большой головой. Может быть, она была не такая уж большая, но для низенького Мизюлина она была явно велика. Одним словом – рахитик. Лицо неприятное. Неграмотный деревенский парень. Одевался неряшливо. Среди солдат, видно, чувствуя свои недостатки, держался особняком. Но был послушен. Приказы командиров выполнял исправно. Лошадь свою в любых условиях старался накормить. Снаряды, если они были, подвозил вовремя. Одним словом, службу свою знал. Приехал на склад дивизии, погрузил, привез на батарею, разгрузил – и к себе во взвод. Благо взвод боепитания всегда стоял даже дальше от противника и батарей дивизиона, чем старшина со своим хозяйством – кухнями и повозками.

Все шло своим чередом, но командование всерьез задумалось не только о нашей гигиене, но и о здоровье. Как-то нас всех, и офицеров и солдат, повзводно стали направлять на медосмотр, на предмет венерических заболеваний. Проводить это мероприятие по деревням, где располагались батареи полка, ездили два человека – врач медсанбата, женщина лет тридцати, и Ольга – санинструктор нашего полка, девушка с приятным лицом и стройной фигурой, которая почему-то работала не на ППМ (передовом передвижном медпункте), а при штабе полка.

Мы выстраивались в затылок друг другу и с замиранием сердца и потными ладонями ждали своей очереди. Подходили, называли свое звание и фамилию. Ольга в списках ставила птичку, назвавший себя спускал штаны. Обе внимательно у тебя смотрели, затем приказывали надавить на головку, опять смотрели и разрешали наконец штаны надеть.

Осмотр прошли. Венбольных, к счастью, не обнаружили. Мы похихикали над особенно стеснительными и успокоились. Но оказывается, не все. Наша Ольга стала частой гостьей взвода боепитания. Командир взвода, лейтенант Бенедиктов, из приписников, умница и музыкант-виртуоз, игравший на всех без исключения музыкальных инструментах, сначала на требование Ольги отпустить с ней Мизюлина ответил ругательствами, но когда последняя заявила, что без него не уйдет, сдался. Приказал Мизюлину: «Иди, вые… ее!», и тот пошел и приказ, видно, выполнил с усердием…

Так и пошло и поехало. Как бы далеко ни стоял взвод боепитания от штаба полка, какая бы ни была на дворе погода – метель, мороз, Ольга, иногда пробежав с десяток километров, обязательно наведается к Мизюлину. Или едет Мизюлин в дровнях по деревне, где стоит штаб полка, порожняком или со снарядами, увидит его Ольга и так просто не пропустит. Схватит шинель, догонит сани, завалится в них и проводит Мизюлина за околицу.

Трудно сказать, сколько бы длился роман наших героев, но однажды, уже по весне, Мизюлина куда-то из полка отправили. Ольгу тоже убрали, но это уже позже…

Последние бои зимы 1941/42 г

В последних числах марта противник наконец был выбит из занимаемых им деревень и стал отходить.

Ночью вошли в деревню. Управление дивизии разместилось в двухэтажной кирпичной школе, до нашего прихода почему-то заселенной женщинами с детьми. Женщины освободили для нас несколько комнат. Мокрые, усталые, замерзшие и голодные, не снимая шинелей, улеглись на полу. Зашел старшина, принес кусок коровьего вымени. Молодая, очень общительная женщина предложила свои услуги, чтобы приготовить ужин. Жареное вымя оказалось настолько вкусным, что многие из нас говорили, что ничего подобного еще не ели.