Я был секретарем Сталина

Но я вижу решение. Я говорю Брюханову: «Николай Павлович, дайте из средств наркомата мне взаймы десять тысяч рублей. Я устрою Финансовый факультет на дому – заочное образование. Это будет работать на хозяйственном расчете; через три-четыре месяца я вам ваши десять тысяч верну. Я вам подготовлю тысячи нужных вам финансовых работников, и это вам не будет ни копейки стоить. Но только тут не будет никакого пролетарского происхождения. Я как раз дам возможность при помощи заочного образования получить квалификацию той молодежи, которой закрыты все дороги из-за ее социального происхождения. А вам не все ли равно, какого происхождения будут ваши финансовые специалисты – вам важно их иметь». Брюханов человек умный и сейчас же соглашается; мне выдаются взаймы нужные десять тысяч.

Я сейчас же организую Центральные заочные финансово-экономические курсы (Финансовый факультет на дому). Но в России заочное образование, в отличие от заграницы, почти неизвестно. В 1912–1913 годах были какие-то заочные курсы общего образования в Ростове-на-Дону, но прекратились во время войны. И больше ничего.

Я начинаю с того, что пишу небольшую книгу о заочном образовании страниц на сто. Сейчас же издаю ее в Финансовом издательстве. Она стоит 80 копеек. Она имеет удивительный успех. В три месяца расходится в количестве 100 тысяч экземпляров. Она подготовляет и успех моего финансового факультета.

У меня крохотный штат – мой заместитель профессор Синдеев и управляющий делами – бывший штабс-капитан Будавей. Оба беспартийные и деловые. Но я приглашаю всех лучших специалистов финансового дела в стране – 49 лучших профессоров – благо я их хорошо знаю по работе в моем Финансово-экономическом бюро в Наркомфине. Курсы делятся на четыре отделения, которые я поручаю лучшим специалистам для разработки учебной программы. Приглашенные профессора будут писать свои курсы, которые будут печататься и рассылаться ученикам. От учеников будут получаться их письменные работы. Профессора будут их исправлять и возвращать ученикам со своими замечаниями. Время учения – два-три года (в зависимости от отделения). Учение закончится экзаменационной сессией. Выдержавшие экзамены получат дипломы, дающие право на работу в органах Наркомфина на должностях финансовых и банковских инспекторов, контролеров и т. д. Учащиеся платят три рубля в месяц (за все – и лекции, и профессорскую работу).

Как только курсы открываются и объявляют набор, в первый же месяц поступает семь тысяч учеников. Я принимаю всех. Из полученных двадцати одной тысячи рублей я немедленно возвращаю Брюханову его десять тысяч. Я очень широко плачу профессорам – они чрезвычайно довольны и с удовольствием берутся за работу; кстати, все это люди знающие – среди них нет ни одного коммуниста. Чрезвычайно доволен и нарком: его проблема кадров будет наконец разрешена.

В этот момент ГПУ арестовывает моего заведующего кредитным отделением курсов Чалхушьяна. Это крупнейший специалист по кредиту, консультант Государственного банка. Нуждаясь в деньгах, он имел неосторожность продать какую-то свою старую картину японскому дипломату, не понимая, какую смертельную опасность это представляет в советских условиях. Ко мне приходит бедная маленькая заплаканная женщина, вся в черном, – его жена. Она просит меня сделать что можно. Что я могу сделать? Принимая во внимание мои отношения с ГПУ и то, что я уже не в ЦК, мое заступничество ему может только повредить. Я иду на большой риск, говоря ей откровенно; она не понимает; она слышала, что я очень большой партийный вельможа. Я ей говорю, что объяснить я ей ничего не могу, но через несколько месяцев она сама все поймет (через несколько месяцев я сбегу за границу). Я беру телефонную трубку, даю ей слуховую, чтобы она слышала разговор, и звоню начальнику Экономического отдела ГПУ Прокофьеву. Я разговариваю так, чтобы это не было заступничеством – это лишь повредило бы бедному Чалхушьяну.

«Товарищ Прокофьев, вы арестовали моего заведующего кредитным отделением курсов Чалхушьяна. В чем дело?» – «В чем дело, товарищ Бажанов, я не могу вам сказать – это секрет следствия ГПУ». – «Но Чалхушьян выполняет сейчас для курсов срочную работу – разрабатывает учебную программу кредитного отделения. Во всяком случае, я должен знать, что это – серьезное дело или нет. Арестовали ли вы его по какому-либо пустяку просто для острастки, и тогда я могу немного подождать, если вы его скоро выпустите.

Или это дело серьезное, и я вынужден его заменить кем-нибудь другим». Прокофьев советует мне его заменить – дело очень серьезное.

Из тюрьмы Чалхушьян не вышел: ГПУ «пришило» ему связь с японцами и экономический шпионаж в их пользу. Его расстреляли.

Курсы идут очень хорошо. Я ими занимаюсь до лета 1927 года. Так как здесь у меня своя рука владыка, я, собираясь уезжать из Москвы, ставлю на них вместо себя директором моего Германа Свердлова. Уже в Париже через два года я имею удовольствие читать в «Известиях» объявление о новом годовом наборе на мои курсы и подпись: директор Герман Свердлов. Значит, они продолжаются.