– Да, но я не выгляжу на свои годы. Все думают, что мне двадцать или двадцать пять лет. У меня все в полном порядке! А потом возраст – это всего лишь цифры. Если бы ты знала, сколько европеек хочет приехать сюда ради меня… Ты же знаешь, я очень привлекательный, дитя мое…
Можно с ума сойти! Теперь Билель предстает в образе рок-звезды! Андре поднимает глаза к небу. Я чувствую, что он обдумывает эти слова и с трудом сдерживается, чтобы не вспылить. Мелани следовало бы послать своему возлюбленному баночку крема, разглаживающего морщины, чтобы поддержать его образ «суперсексуального джихадиста». Я с удовольствием задержалась бы на этом аспекте современного боевика, которого я нахожу весьма непривлекательным с антропологической точки зрения, но чувствую, что Андре хочет, чтобы я побыстрее закончила.
– А что это за программа для девушек? Для тех, кто принял ислам, она другая?
– Нет! Но мы, джихадисты, предпочитаем тех, кто перешел в ислам.
Билель смеется, а мы с Андре обмениваемся удивленными взглядами.
– Почему? – спрашивает Мелани.
– Машалла! Да потому что вы более строго соблюдаете религиозные каноны и в то же время вы более открытые для жизни! Вы не такие, как эти нечестивые сирийки, которые довольствуются тем, что носят чадру, но не знают, как сделать мужчину счастливым. Иншалла.
Билель выдал себя. Он, который расхваливал Мелани Сирию, народ которой он освобождает, только что нанес тяжкое оскорбление этому народу.
– Как это мы, принявшие ислам, более открыты для жизни?
– Ты сама знаешь…
– Нет…
– Вы более кокетливые, если ты понимаешь, что я хочу сказать…
– По-прежнему нет…
– Вы более изобретательны с вашим супругом…
– А разве «быть более изобретательными» в столь интимной сфере – это не харам?
– Когда ты наедине со своим супругом, ты делаешь с ним все что хочешь. Ты всем ему обязана. Но только ему одному. Ты должны выполнять все, что он потребует. Под паранджой ты можешь носить все, что хочешь. Подвязки, кружевные чулки, все, что нравится твоему мужу… Ты любишь красивое нижнее белье, крошка?
Я прерываю соединение. Вот так, с ходу, я не могу представить себе, как могла бы ответить бедная Мелани. Я постепенно, изо дня в день лепила образ Мелани. Я полагала, что продумала все, вплоть до романтических аспектов. Но я не опускалась до эротики. Сегодня мне особенно душно в моем плотном черном одеянии. Взвинченная до предела, я срываю хиджаб, выпиваю большой стакан воды и закуриваю сигарету. В данный момент журналистки больше не существует. Человек, да. Террорист загнал меня в ловушку. Я злюсь на себя за то, что я настолько сосредоточилась на других аспектах, что даже не продумала ответ, который следовало бы дать, если он поднимет интимную тему. Я поворачиваюсь к Андре, который, отчаянно ругаясь, кружит по гостиной, словно лев в клетке.
– Но за кого он себя принимает, этот грязный извращенец, этот облезлый красавец? Как он смеет спрашивать, какое белье ты носишь? Сначала он велит тебе ехать туда, потом он хочет, чтобы ты вышла за него замуж, а теперь разговор сводится к подвязкам! Может, в следующий раз он попросит тебя предстать перед ним обнаженной? Во имя Бога? Я ненавижу этого типа.
Я тоже, но мы оба должны успокоиться. Сейчас я просто обязана как можно быстрее ответить Билелю. Он обязательно перезвонит, если Мелани будет долго молчать. Он может даже заподозрить нечто неладное. А я не должна вызывать у него подозрения. Сделав вид, будто она прониклась его средневековой идеологией, Мелани шепчет на одном дыхании, словно ее грудь сжимает корсет:
– Я буду носить все, что нравится моему супругу. Но поскольку я не замужем, я не стану обсуждать это с мужчиной.
– Правильно. Ты целомудренная, Мелани. Я это сразу почувствовал. Даже еще не увидев твоего лица, я понял, что ты красивая.
– Но ведь ты сам говорил мне, что в религии о красоте не идет речь…
– Разумеется. Но мы с тобой наделаем детей редкостной красоты… Иншалла. Ты хорошо сложена, так, как мне нравится. А я, как уже говорил тебе, красивый парень…
И на этот раз Билель явно невнимательно выслушал ответ Мелани. Прикусив губу, он молча смотрит на нее. Я опускаю глаза. Мне ничего другого не остается, кроме как с нетерпением ждать, когда пройдет этот неприятный момент. Со своего места Андре не может на экране видеть Билеля, который похотливо облизывает свои губы. Как в такую минуту я могу говорить с ним об аль-Багдади или о чем-нибудь другом? Я крепко сжимаю зубы. Еще немного терпения.
– Я в твоем вкусе? – спрашивает он.
– У меня нет каких-либо предпочтений.
– Но ты говорила, что находишь меня красивым! Если у тебя нет предпочтений, тогда позволь мне вновь попросить тебя стать моей женой…
– Но, Билель, это меня пугает, ведь я тебя совершенно не знаю. Если я отвечу тебе согласием, это будет означать, что я поклялась хранить тебе верность до самой смерти. А ведь может оказаться, что у тебя уже есть несколько жен…
Последние слова Билель пропускает мимо ушей.