Но все это лишь базовые наблюдения. Чтобы по-настоящему поиграть в Шерлока Холмса, нужен острый взгляд, нужно всмотреться в меня внимательнее. Может быть, некоторые из вас заметят странную тень от моей шеи, всегда словно бы в форме ожерелья? Она говорит о том, что внизу моей шеи есть припухлость. Ну вот, и тогда вы думаете: заболевание щитовидной железы[24]
. Заболевание щитовидной железы = чернобыльское облако – 1986-й, и – оп-ля! – теперь вы знаете год моего рождения.Что еще? Рассмотрим теперь мои руки. Очень короткие ногти = я не играю на гитаре. Желтые пятна на большом и указательном = курильщица. Деформация сустава говорит о том, что я много пишу ручкой: это называют шишкой писателя. Но короткие ногти могут говорить и о том, что я много работаю на клавиатуре и стригу их, чтобы не слышать противного клацанья. Пишу ручкой + пишу на компьютере = я всю жизнь пишу, я писательница. Но я сказала вам это в первой фразе книги, так что для вас в этом нет ничего удивительного. Продолжим!
Что еще? В большинстве случаев, когда встречаешь кого-то, на нем слишком много одежды, чтобы играть корректно. Заметьте, можно читать и одежду, но это мы уже скатываемся к Ролану Барту, а я предпочитаю не отвлекаться. Представим себе, например, что мы встретились в таком месте, где все босиком. В хаммаме, на пляже или в обувном магазине, во время примерки сандалий. Что бросится вам в глаза? Конечно, мои пальцы на ногах. Да-да. Как минимум в трех местах на них можно различить шрамики, оставленные многократным прижиганием подошвенных бородавок. Надо было
И раз уж я сняла обувь и носки, поговорим заодно и о моих лодыжках. Вы смотрите на них и думаете: «Ничего себе кусочек». Это классика. А теперь обратите внимание, что в описаниях красивых женщин в литературе – которые писали мужчины – неизменно упоминаются самые тонкие части их тела: хрупкие запястья, стройные лодыжки, лебединая шейка. Очевидно, потому, что женщин описывают частями, кусочками, если угодно, или дольками. Явление до того распространенное, что даже имеет название в литературе: это называется блазон – небольшое стихотворение, воспевающее частичку женского тела. Не счесть блазонов шевелюре, что неуди-вительно, но Морис Сэв написал и блазон брови, а Клеман Маро посвятил блазон соску, да-да, соску, и я не могу удержаться, чтобы не процитировать вам несколько строк: «Сосочек с кончиком румяным, / Себя ты держишь очень странно: / Совсем недвижно ты повис, / Не смотришь вверх, а только вниз. / Сосочек левый, милый мой малыш, / Туда-сюда? Тебе не угодишь. / Или печаль твоя тут виновата, / Что ты вдали от правого собрата?» И не забудем лучший из пассажей величайшего Маро: «Лишь взглянешь на тебя – и вот / Желанье неминуемо придет / Тебя погладить, ущипнуть, побаловаться… / Увы и ах! Приходится сдержаться»[25]
. Если вы скрипнули зубами, это нормально: и впрямь немного смущает и в чем-то близко к Дональду Трампу: grab them by the pussy[26], хотя Маро все-таки вспоминает о приличиях – и, вероятно, разочарованно вздыхает – в конце, когда приходится «сдержаться». Но, возвращаясь к тонким частям тела, напомним – среди тысячи примеров, – что женщина у Бодлера имеет «изящные лодыжки», у Андре Бретона «спичечные запястья» и «лодыжки – сердцевинки бузины»[27], а у Эсмеральды Виктора Гюго все тоненькое и хрупкое, «осиное», говорят нам, ножка худенькая, а ступня маленькая (тоже, конечно, осиные).Вы, разумеется, понимаете, что, читая это девчонкой, я не узнавала себя. Я была не из числа красивых женщин, и такие тексты ясно говорили мне об этом. Какая-то часть меня грустила, ужасно грустила, что изгнана с этого рынка красоты, даже не успев еще на него войти. Но другая часть уже возмущалась и твердила: «Отлично! Тем лучше!» Да мне совсем и не хотелось быть одной из женщин с параметрами сердцевинки бузины или спички, что вообще делать с этими тоненькими запястьями и изящными лодыжками? Сожмешь – сломаются, вот о чем это говорит, эти мужчины пускают слюни на женщин хрупких, как фарфоровые куклы, и, между прочим, это сказала не я, а Оноре де Бальзак: «Эстер была среднего роста, позволяющего обращать женщину как бы в игрушку, поднимать ее, класть, опять брать…»[28]
(!) От страницы к странице я понимала, что воздвигнутая предшественниками вершина сексапильности мне совсем не подходит, а значит, понимала также необходимость повествовать самой, чтобы описывать женщин иначе, описывать иных женщин, и вот, стало быть, о чем кричит вам моя лодыжка, если вы дадите себе труд прочитать ее со всем семиологическим вниманием? Да, обо всем моем желании писать и обо всей моей потребности феминизма!