Мы поднимаемся по темной деревянной лестнице. А там… Кровать - это классно, конечно. Но опасно - заснуть могу. А вот о горячей ванне я мечтала примерно с того момента, как летела в холодный канал в своем прежнем мире.
- Нужна ли тебе служанка?
- Нет!
Я едва ли не выталкиваю мужчину из комнаты, запираю засов, скидываю одежду и погружаюсь в глубокую, пусть и короткую лохань, заботливо накрытую простыней от заноз.
Божечки-дракошечки…
Это круче кофе с апельсином.
Вода исходит паром и пахнет травами - изнутри мешочек прикреплен, они наверное там. Возле лохани - кусок желтоватого мыла, гребень, небольшое зеркало. А я, пусть и торчат коленки, полностью в этой воде. Давно не ощущала себя настолько кайфово, аж похрюкиваю от удовольствия…
Торчу в воде, пока она не начинает остывать. Только тогда со вздохом сожаления намыливаю тряпицу, тщательно моюсь.
Да, в виде дракона снова запачкаюсь скорее всего. Но хотя бы на пару часов кожа скрипеть будет…
И волосы насколько могу промываю, расчесываю.
Лицо изучаю. В маленьком зеркале удается поочередно рассмотреть глаза, щеки, подбородок - прихожу к выводу, что выгляжу очень даже ничего. Овал стал четче, а кожа - свежее.
В сухую простынку заматываюсь и совсем ненадолго позволяю себе вытянуться на кровати… У меня нет часов и сколько времени я не знаю. Но понимаю, что не стоит нежиться долго. Надо бы еще перекусить чего и обратно в лес. Превращаться.
Чтобы не оконфузиться под городскими стенами.
Одеваюсь.
Аккуратно выглядываю в коридор - но вроде никакой опасности нет.
И вниз, в обеденный зал снова спускаюсь.
Здесь уже сильно тише, мало кто за столами. Либо мирно разговаривают, либо спят, прям уткнувшись лицом в стол и спят. А кое-кто и с девицами в платьях с откровенными декольте заигрывает. Чуть ли не тискается.
Кошмар в том, что один из этих кое-кого - колдун.
36
«Мое-ё! Отош-шла быстр-ро!»- ревет внутри меня дракон.
«Рр-р! Покусаю!!» - злится собака на сене.
«Хнык-хнык», - плачет хрупкая и нежная девочка, которую обидели и предали.
«Хрюн для него - слишком слабое выражение, - презрительно бросает внутренний голос, - Все-таки он настоящий му…»
«Но погодите, - пытается вмешаться рассудок, - Он нам… то есть ей… то есть никому ничего не обещал и не должен! Имеет право… наверное.»
Никто его не слушает. Я не слушаю. Я все понимаю, но…
Больно и унизительно. Аж на секунду глаза зажмуриваю, потому что надеюсь, что если закрыть, а потом открыть - все изменится. Картинка эта. И не будет он сидеть с грудастой девицей чуть ли не в обнимку, не будет с ней кружками чокаться и за плечо жамкать.
Под смеженными веками слезы вскипают, тоже в секунду.
А когда открываю глаза… Ничего не меняется. Только мои внутренности начинают огнем полыхать. Не от оборота скорого, нет.
Паршиво мне.
Это что, ревность? Но разве я настолько влюблена, чтобы…
Что?
И не понимаю, что делать дальше.
Самой подсесть к какому мужику? За свободный стол - и не мешать колдуну свои мужские дела проворачивать?
Угу, еще и благословить их на подъем в спаленку.
Устроить скандал?
Но вроде бы ни причин, ни прав у меня нет.
Уйти? В лес уйти, в прямом смысле. До утра не так много времени остается. Вот вспомнить, что у меня гордость и плевать мне на всяких колдунов - и уйти!
Только ноги несут меня за стол. А руки хватают остатки хлеба. И сливки. И настойку. Чуть ли не все разом. И я начинаю усердно жевать, и пялится с веселым изумлением - мнимым, конечно - на сидящую напротив парочку.
Может у Армази хоть екнет чего? Может он руку с пухлого плеча уберет? Может хотя бы с виной на меня посмотрит? Может скажет что?
Или у девицы совесть проснется?
Но эта сволочь руку не убирает, смотрит нагло, молча жует, а когда что-то бурчит - так не мне. А этой дряни! Которая тоже ест между прочим мою еду!
И трогает моего мужика!
И плевать, что мужик и еда не в курсе, кому принадлежат… или им все равно, кому принадлежать!
Я открываю уже рот, чтобы ляпнуть что-то жесткое…
- А сестра твоя не очень-то на тебя похожа, - ляпает девка первой и смачно облизывает губы, испачканные в похлебке. - Разве чо тоже бела лицом…
Сестра?!
Хуже было бы, если бы «брат» сказал…
То есть он с ней еще и объяснился. Так сказать уважил. А вот чтобы меня уважать или мои чувства…
- Света белого не вижу с таким-то братом, - делаю большой глоток настойки для храбрости, - По ночам только выводит в люди, переживает, вдруг кого себе присмотрю или меня кто присмотрит. Боится один остаться, если замуж выйду.
- Э-э, - аж вываливается кусочек мяса у моей собеседницы. - Так чего ему бояться? Такой красавчик один не останется.
- Ох, ты ей не сказал? - широко открыв глаза смотрю на дернувшегося колдуна. И тут же якобы в смущении прикусываю губу и опускаю взгляд, - Ой, я же обещала не вмешиваться… Прости. Не обращайте на меня внимание. Конечно не останется, глупость сболтнула, ничего не случится и всем будет хорошо, и все выживут…
Последнее я говорю с повышенной громкостью и энтузиазмом.
Девке, конечно.