Я дрался на Ил-2

Вечером командир эскадрильи говорит: «Пошли в столовую». Там поужинали, выпили свои сто грамм (редко когда дополнительно находили) и шли в клуб или избу. Там пели песни под аккордеон, танцевали. Девок было много: оружейницы, связистки. Вечером наступала свобода. Романы были. Были и постоянные пары.

А.Д. Денежные премии выплачивали?

За боевые вылеты платили. Еще платили за то, что мы сдавали экзамены по использованию радио. Отпуска предоставляли, но я не ездил.

А.Д. После того как вас сбили, сложно было еще раз лететь?

Нормально. Я на следующий день утром полетел.

А.Д. Полк обновился за то время, что вы были?

Дважды, если не больше.

А.Д. Если летчик погибал, что делали с его личными вещами?

Передавали вещи его родственникам.

А.Д. Что делали в нелетную погоду?

Играли в домино.

А.Д. Воевали за что?

За Родину, конечно. Это основная, движущая сила. Было еще за Сталина. Я лично – за Родину!

А.Д. К немцам какое было отношение? Ненависть была?

Нет. Мы прилетели в Кенигсберг, там гражданские были, никто никого не трогал.

Ни с пленными, ни с гражданскими мы почти и не встречались. Посылки домой я не посылал. Ничего у летчиков не было. Пустые карманы, и все. У меня мать и маленькая сестра, они вдвоем жили. Мать была без образования. Я им по аттестату посылал всю свою получку. По аттестату, не так, чтобы захотел – отправил, захотел – нет. Это была моя обязанность. Писал. Жив-здоров, и все. Вся информация.

А.Д. – Как воспринималась потеря друзей?

Тяжело. Не пришел летчик с боевого вылета – это тяжело, трудно. Поминали водкой.

Девятого мая 1945 года я сделал свой последний вылет. Нам надо было сбросить листовки с призывом сдаваться в районе Пилау, над косой. Я повел пару. Вышли в море, развернулись к берегу, проскочили косу, сбросили листовки и пошли домой. Прилетели на аэродром, а дивизия уже стояла в парадном строю. Только нас ждали, чтобы начать митинг по случаю Победы. Доложил командиру дивизии, что задание выполнили, никто не стреляет, белых флагов мы тоже не видели. Митинг прошел. Война закончилась.

Черкашин Григорий Григорьевич

(672-й ШАП, летчик, 240 с/в)

Я родился в 1921 году в Красноярском крае. В 1940 году поступил в Красноярский аэроклуб, но поскольку мы переехали, то заканчивал я его в Алма-Ате, имея налет на У-2 18 часов. Когда война началась, меня направили в бомбардировочную авиацию, и в Чкалове стал я учиться на легком бомбардировщике Р-5. На нем я еще 20 часов налетал. Затем, уже в начале 1942 года, нас решили переучить на СБ – скоростной бомбардировщик, на нем я налетал те же 20 часов. И уже после обучения на СБ нашу группу перевели в штурмовики и отправили в 1-ю запасную бригаду учиться на Ил-2. Надо сказать, при переучивании проблемы были у многих: СБ – машина скоростная, двухмоторная, дальность большая, потолок тоже хороший. Ил-2 после нее многие восприняли как-то не очень. Один мотор, высотность малая, скорость меньше почти на 100 км … Кое-кто счел, что Ил-2 после СБ он запросто освоит. А штурмовик – он довольно строгий. Несколько человек из-за такого подхода разбились в учебных полетах. Но научились. Ил-2 как самолет? Утюг, конечно, но средний летчик, привыкнув, летать на нем мог довольно просто. При переучивании иногда возникали проблемы у тех, кто со скоростных и маневренных машин на него пересаживался. Наконец, выпустили нашу группу в 23 человека и отправили на фронт. Была уже осень 1943 года.

В начале ноября 1943 года я, младший лейтенант Черкашин, прибыл в 672-й штурмовой авиаполк 306-й штурмовой авиадивизии 17-й воздушной армии 3-го Украинского фронта, который базировался на аэродроме Синельниково. Командовал полком Герой Советского Союза майор Ерашов.

Вводили нас в бой не сразу. Несколько раз слетали на ознакомление ведомыми у опытных летчиков, а их много в полку было – Дьяконов, например. Комэск, капитан, Герой… Перед первым вылетом было страшно. И любопытно. Страшно любопытно, можно и так сказать. Мне ведь еще повезло – когда я на фронт прибыл, затишье было. Обучили нас неплохо – у меня примерно 100 часов уже имелось, но фронт – это не училище и не запасная часть, там все по-другому. Благодаря этому затишью я и смог войти в дело нормально – первые три десятка вылетов пришлись на спокойную обстановку, с минимальным противодействием. Активная работа началась уже к Новому году, но к этому времени страх ушел, оставалось напряжение. Сегодня потеряем одного-двух, вечером в столовой стоит стакан, горбушкой накрытый, и думаешь – не твоя ли очередь завтра?

И.К. Как выглядел обычный день штурмовика? С чего начинался, чем заканчивался?