Я дрался на истребителе

Вспоминается один из грамотно организованных налетов нашей авиации на аэродром города Сеща. По разведданным было установлено, что на нем сосредоточены крупные силы немецкой авиации. Зная, что немцы обязательно прикрывают аэродромы истребителями, наша группа вылетела первой. На высотах 4500 — 5000 наши МиГ-3 связали боем истребители противника, оттягивая их в сторону от аэродрома. Следом пришла группа Ил-2 под прикрытием второй группы истребителей. В задачу этой группы входило уничтожение зенитных батарей, охраняющих аэродром. За ними пришла группа бомбардировщиков Пе-2 в сопровождении наших же «мигов». Эта группа, не встретив сопротивления, спокойно отбомбилась по аэродрому. Как нам после объяснили, этим налетом на аэродром Сеща была разгромлена большая авиагруппа. Действительно, после этого налета на ельнинском направлении немцы некоторое время в воздухе не показывались, и наши наземные войска успешно захватили г. Ельню.

Однажды меня и капитана Рубцова послали на прикрытие наземных войск. Дело уже шло к концу нашего пребывания над линией фронта, когда Рубцов решил штурмовать немецкую передовую, хотя ему никто этого не приказывал. Я, как и положено ведомому, пошел за ним. Сделали заход, зашли на второй, а тут из-за облаков вывалились «мессера». Я бросился отбивать, но опоздал — Рубцова подбили, он горит. Высота маленькая — с парашютом не прыгнешь. По мне стреляют. Я вскочил в облака, но поскольку в них я еще не умел летать, то тут же вывалился. Внизу меня уже поджидали две пары «мессеров». Я опять в облака. Так крутился-крутился, но все же подбили они меня и легко ранили осколками снаряда. Я стал имитировать беспорядочное падение, и они меня бросили — видать, горючее у них кончилось. Кое-как выровнял самолет, но тут мотор начал давать перебои, и через несколько секунд винт встал. Надо садиться, а куда? Кругом лес! Заставил себя верхушки деревьев принять за землю. Помню, что видел, как одно крыло отлетело, за ним второе, а потом я сознание потерял. Очнулся в кабине. К останкам самолета подходит старик с пацанами. Помогли вылезти: «Ну, парень, давай иди вперед. И не думай бежать». Как потом выяснилось, они так со мной обошлись, поскольку недавно в их районе сбили Пе-2, на котором немецкие летчики на разведку летали. Привели в деревню Бабынино и заперли в сарай. Голова страшно шумит от удара при падении, думаю: «Елки-палки, попал. Надо драпать, а то еще немцев приведут». Я же не знаю, на чьей территории упал! Так я довольно долго сидел, потом решил разгрести солому, которой была покрыта крыша сарая, и бежать. Только начал я ее разгребать, как открывается дверь, заходит энкавэдэшник: «Парень, не торопись, тут все свои». Я говорю: «Ты извини, я же не знал, куда попал». На следующий день вернулся в полк. Правда, командование полка уже успело отправить на меня похоронку: «Погиб в воздушном бою смертью храбрых».

Поскольку я был контужен, то врач мне летать запретил и отправил в госпиталь, где я пролежал около месяца. Когда я вышел из него, наш 10 ИАП уже остался без самолетов и был выведен на переформировку. По пути в ЗАП, находившийся в городе Молотов (Пермь), я познакомился со свой будущей женой. Уже будучи на фронте, мы с ней переписывались, а 3 ноября 42 года поженились в один из моих приездов в Москву.

8 декабря 1941 года мы оказались в запасном полку, где нас вооружили английскими истребителями «Харрикейн», которые мы принялись осваивать. «Харрикейн» — барахло, а не машина. «Миг» он у земли — утюг утюгом, зато на высоте — король; а у этого — ни скорости, ни маневренности, крыло толстое. У наших — бронеспинка сферическая, а у него — плоская, легко пробивается. Вроде восемь пулеметов хорошо, да боезапас к ним — крошечный. Моторы «Мерлин-ХХ» — ни к черту не годные. На форсаже могли перегреться и заклинить. Надо сказать, что летчики нашего полка вошли в состав 29 ИАП, который 6 декабря был преобразован в 1 Гвардейский ИАП. Я попал во 2-ю эскадрилью в звено, которым командовал будущий капитан, Герой Советского Союза, Иван Игнатьевич Забегайло[3]

.

Получили мы пополнение из училищ, и я стал старшим летчиком.

В конце декабря мы вылетели на фронт. Посадили нас на аэродром Чкаловское, и мы два месяца выполняли работу по ПВО г. Москвы. Работа была непыльная и неинтересная — мы рвались на свои родные фронтовые аэродромы. Вскоре нас с аэродрома Чкаловское перевели на аэродром Мигалово, на окраине г. Калинина, а затем — на аэродром Пречисто-Каменка, вблизи города Кувшиново. Там располагался штаб 3-й воздушной армии Калининского фронта, которой командовал генерал Громов М. М. Надо сказать, что когда мы прибыли на Калининский фронт, то фактически были единственным полноценным полком, имевшим в своем составе 36 истребителей. В остальных полках было в одном полку 7 штук МиГ-3, а в другом — 8 штук ЛаГГ-3. Начиная с 12.03.42 по 16 04.42 приходилось выполнять 2 — 3 вылета в день. Это было тяжело, мы несли потери, и к З апреля в полку осталось только 13 «харрикейнов».