Я дрался на По-2

А тут приказ 227… Я еще не числился военным. Меня направляют в военкомат. А из военкомата, с приговором и предписанием, на поезде я поехал в Омск в запасную бригаду. Какую же чушь сейчас порют про штрафные роты… Уму непостижимо!.. Короче говоря, в Омске формировалась наша 152-я армейская штрафная рота. Там нас тренировали окопы копать, с автоматом, по-пластунски, вперед в атаку «За Родину!», «За Сталина!» Винтовки были, но стреляли мало. Кто был в этой роте? Было два курсанта авиационного училища, ушедших в самоволку. Старшина какой-то роты, утащивший домой кормить детей две буханки хлеба. Медсестра из санбата, которая лекарство домой утащила. Да, женщины были. Они были медсестрами. С одной я дружил. И очень много было ребят, которые освобождались из тюрем. Бандитов не было — воры, хулиганы. Они кучковались вместе. В роте было шесть взводов примерно по 50–60 человек. Всего нас было 320 человек. Командиры — командир роты, его заместитель, два замполита, пропагандист, командиры взводов — все не штрафники. Я держался ближе с командиром взвода, с более старшими. Один из уголовников на меня набросился с какой-то железкой: «Ты там не сексотишь?» — «Брось чушь городить. Ну-ка убери ее, а то врежу». Они поняли, что я не поддаюсь, и больше не беспокоили.

По прибытии на фронт мы были вооружены автоматами. Были у нас ротные минометы, ДП.

Заправка самолета.

Мы прибыли эшелоном на Брянский фронт в конце мая 1943 года. Выгрузились в районе Белева. Ночью нас маршем перебросили в расположение какой-то дивизии, державшей оборону между Белевом и Волховом. В лесу, где размещались штабы, мы провели день и еще одну ночь. От него в сторону немцев простиралось широкое поле и примерно в шестистах метрах протекала речушка, приток Оки, по пологому берегу которой были отрыты наши окопы. Немецкий берег речушки был обрывистый. За речушкой на пригорке была деревня, занятая немцами. Нам в полдень дают задание выйти к речке, взять эту деревню. Зачем?! Днем! Можно же было ночью вывести роту под берег, а с рассветом пойти в атаку. Нас 300 человек — мы бы их смели. Мы отошли метров на 400, когда немцы открыли минометный огонь, отсекая нас от леса, а потом взяли роту в вилку и начали ее косить. Из-под огня надо уходить, а народ нестреляный, растерялся — упал и лежит. Командир пока их поднимет, бегая по цепи, его уже убьют. Моя знакомая, медсестра из Москвы, начала бегать, помощь оказывать. Она абсолютно не обращала внимания на разрывы мин. Пока наблюдал, видел, что она все время бегала от одного к другому. Уже потом я ее не видел. Наверное, была или ранена, или убита. Мы с командиром взвода ротных минометов скатились в маленький овражек. Своих подтянули — и бегом вперед. Добежали до реки и под обрывистый берег спрятались. Постепенно там скопились все, кто уцелел — человек шестьдесят. Ждем дальнейших указаний. Одного посыльного послали — не вернулся, второго — не вернулся. Рассредоточились, подкопались под обрыв. Мы вдвоем с командиром стоим у обрыва. Прилетает наша мина и бьет в ста метрах, в стороне, прямо по речке. Видно, решили, что тут немцы накапливаются. Летит вторая мина и разрывается за лейтенантом. Сноп осколков пошел прямо на него и в сторону. Взрывной волной меня сбросило в воду. По лицу кровь течет — осколочек рассек ухо и кожу на голове… Я выбрался на нашу сторону. По мне немцы стали стрелять. Я метнулся обратно под защиту берега. От моего лейтенанта остался один сапог с ногой и пилотка. А я как раз свою потерял. Надел его пилотку. Все! Командира нет, указаний нет. На себя никто руководство этой группой не берет. Сидим, ждем. Все-таки потом прибыло указание, всем, кто есть на берегу, возвращаться. В сумерках поползли назад по трупам. Одного раненого знакомого парня я на себе вытащил. Ему осколок в живот угодил. В итоге на второй день из этой роты нас осталось примерно семьдесят человек. А командиров нет. И вот ведь — в этот день немец стал уходить сам. Мы видели, когда они уходили из деревни, что никакой техники у них не было. Видимо, была только минометная батарея, уничтожившая нашу роту. Остатки ее вместе с дивизией пошли в наступление, перешли речку. Вижу, узбек лежит с ручным пулеметом, стреляет по немцам метров на тысячу, а пули идут высоко. Я говорю: «Смотри, как у тебя прицел стоит». Лег, установил ему прицел.

Немец ушел. В итоге на третий день, когда мы вернулись обратно в лесок, нас, тех, кто мог на ногах стоять, осталось двадцать четыре человека. Приехал корпусной трибунал, три человека. Со всех нас сняли судимости. Вызывали по одному, спрашивали, какая воинская специальность. С собой из документов мне удалось взять пилотское свидетельство и летную книжку. Все же у меня уже было более 800 часов налета. Пока я в речке плавал, документы подмокли, но я им их показал, и меня направили в воздушную армию.