Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта

5-я рота стояла в Баркандайском ущелье, прикрывая путь из Панджшерской алмазной долины в Пакистан. 5 ноября я прибыл в роту. Передо мной выстроился мой взвод. Смотреть на ребят было страшно — они жили в землянках, все как один были вшивые, одним словом — ужас. Запущенный взвод надо было приводить в порядок, и через два дня мы сделали из старого котла самодельную топку и устроили себе банный день. Сам я поселился вместе с бойцами в одной из землянок, под потолком которой, как оказалось, вместе с нами жила и кобра. И вот однажды ночью я один спал в землянке, как вдруг услышал непонятное шипение. Включив фонарик, я увидел, как под потолком висит змея. Я молнией выскочил из жилища, потом взял «эргэдэшку» и бросил ее в свою «келью». Когда дым рассеялся, я посветил фонариком в землянку и увидел, что змею разорвало на части, утром нам предстояла уборка.

Рядом с нами для поддержки стоял афганский батальон «зеленых». Но помощь оказывали только мы им, а не они нам, как предполагалось. Однажды к нам пришел афганец и сказал, что завтра ночью через поселок Маркин будут проходить банды, которым поставлена задача полностью уничтожить нашу роту, бывшую у душманов бельмом в глазу, мешавшую переправлять грузы из Пакистана, ведь кругом были горы высотой под 5000–6000 метров, поэтому обходить нас бандитам было крайне неудобно. Как только стемнело, мы небольшой группой в 10 человек отправились минировать тропу. Поставили две мины направленного действия МОН-250, немногим ранее была проведена пристрелка по долине всех трех наших гаубиц и нескольких минометов. Первый взрыв этой ночью прогремел в тот момент, когда мы играли в карты при свете лампад, по этой точке сразу же открыли огонь наши пушки и минометы, проверять результаты огня в темноте никто, естественно, не собирался. Спустя час взорвалась и вторая мина, установленная нами метров на 150 поближе, в дело вновь вступили орудия и минометы. Утром два взвода на «бээмпэшках» проехали перекидной мост и отправились на осмотр места боя. Крови там было столько, словно ее лили из ведра, местами лежали оторванные руки, ноги, кишки. Уже потом тот же афганец-разведчик, который навел нас на эту группу душманов, сказал, что этой ночью противник потерял 63 человека только убитыми. Там, на месте, я обратил внимание на тело одного душмана, лежавшего навзничь за кустом: убитый был в резиновых калошах, а на каждой руке было по шесть пальцев (его прозвище среди своих так и было: Шестипалый). Я его перевернул, вытащил из карманов документы. Забирать тело с собой не было смысла, и я выдернул чеку из «эфки», перевернул труп на живот и подложил гранату под него, решив оставить «духам» небольшой сюрприз. Но они были не дураки и, наблюдая за нами с гор в бинокли, видели все мои действия.

Следующей ночью, прихватив с собой приборы ночного видения, мы вышли в засаду. Заняв позицию метрах в ста от заминированного трупа, мы ждали душманов в надежде убить еще пару-тройку. Так прошла эта ночь, за ней вторая, третья… На четвертый день к нам в расположение с белым флагом пришли переговорщики, требовали они одно: отдать им тело их полевого командира. Командир роты сказал: «Забирайте, кто вам не дает». Парламентеры же ответили, что знают, что труп заминирован. О ситуации сразу доложили в штаб бригады, оттуда прилетели спецы-разведчики, один из которых в звании полковника, когда на его вопрос «Кто минировал?» все указали пальцем на меня, сказал: «Бери с собой людей и иди разминируй!» Двоих душманских парламентеров было решено придержать у себя в качестве заложников.

Оставив прикрывавших меня ребят немного позади на берегу, я пошел к телу Шестипалого. Я шел и думал, что это могут быть и мои последние шаги по этой земле, но, к счастью, в меня никто не стрелял. Подойдя к телу, я без особого труда достал из-под него гранату и бросил ее в речку. Разминирование на этом было окончено. Нашим условием было, чтобы душманы несли тело своего командира к месту погребения только через наши позиции, чтобы по нам в это время никто не открыл огня. И как только афганцы с телом скрылись из видимости, по нам начался массированный минометный обстрел.

Вскоре после этих событий последовало решение командования вывести нашу роту в Асадабад, где стояли основные силы батальона. В переводе название этого города означает «каменный мешок», говорили даже, что монголо-татары в свое время не смогли взять его штурмом.