Я дрался в Новороссии!

Под утро центр Луганска сотрясает мощный взрыв. За ним - ещё один, ещё... На секунду, кажется, что вот он и наступил конец света, которого ждал вчерашний прохожий, что сейчас на моих глазах город начнёт оседать серой пылью в ничто...

Страха нет в это мгновенье. Есть только холодная, яростная злоба к упырям, отдающим приказы расстреливать из тяжёлых орудий Луганск.

Психотерапия с оружием в руках

Жизнь в городе немного оживляется в первой половине дня между наиболее интенсивными утренними и вечерними обстрелами. Люди торопятся купить самое необходимое, чтобы затем снова разойтись по своим квартирам и подвалам. С группой ополченцев Станичной луганской комендатуры заходим на городской рынок. К редким лоткам с продуктами выстроились очереди. Горожане оборачиваются в нашу сторону. Большинство смотрит на людей с автоматами и георгиевскими ленточками с надеждой и одобрением.

- Дай вам Бог, ребята, всего самого лучшего, чтобы живыми остались, главное! - говорит, крестясь и плача, пожилая женщина. Другая - предлагает нам бесплатно взять груши. Кто-то даёт пачку сигарет. Сигареты в городе - самый большой дефицит. Цены на них взлетели в два с лишним раза по сравнению с довоенными. Продукты тоже дорожают, но не так сильно.

Несколько человек обступает нас.

- Что там слышно, возьмут "они" Луганск? Скоро обстрелы кончатся? Что дальше-то будет?- слышится с разных сторон.

Люди хотят услышать от нас обнадёживающие слова, и мы говорим их. Мне тоже приходится принять участие в вынужденном сеансе психотерапии.

- Вчера нашими "Градами" их позиции хорошо обработали, теперь меньше по городу бить будут, - повторяю я фразу, услышанную от кого-то в администрации ЛНР.

Да, ополченцы сегодня одновременно и защитники города, и его власть.

- Мы буквально заставили некоторых бизнесменов не уезжать. Говорили торговцам продуктами: уедете - лучше не возвращайтесь, - рассказывает комендант станицы Луганской Николай Витальевич Хусточкин, которого бойцы называют "батей". - Если бы мы не поступали так, сейчас бы в городе был бы уже настоящий голод.

Впрочем, призрак голода всё равно всё явственнее проглядывает из пустеющих с каждым часом прилавков оставшихся магазинов.

На линии фронта и за ней

Едем развозить по Луганской гуманитарную помощь, собранную журналистами и читателями "Свободной прессы". Приехать просто журналистом в такое время мне показалось недостаточным, даже немного стыдным.

Парадокс в том, что попасть в Луганскую можно только минуя линию обороны ополченцев - "передок". Станица сейчас - нейтральная территория. "Укропы" не рискуют заходить в неё, потому что население здесь настроено к ним резко враждебно. Кроме того, через Северный Донец сюда удобно совершать партизанские рейды ополченцам, которые закрепились на соседнем высоком берегу.

- А мы специально не заходим в Луганскую, иначе её бы давно уже разнесли подчистую, - объясняет Хусточкин.

"Передовая", "линия фронта" - ещё несколько месяцев назад казалось, что эти слова из множества читанных мной книг о Великой отечественной войне так навсегда и останутся для меня книжными. И вот они обозначают реальность, с которой мне придётся столкнуться.

Словно бы сам воздух сгущается, тревожной вязью наматывается на колёса, чем ближе мы "к передку". Впрочем, ополченцы рядом со мной по-прежнему беспечны на вид, грубовато, но беззлобно подначивают друг друга.

Над лобовым стеклом болтается резиновый петух-игрушка с петлёй на вытянутой шеей. И откуда он тут взялся? На петухе розовым маркером выведено: "Ляшко".

Молодой обаятельный парень в сомбреро с позывным Доцент резко сжимает петуха. Тот отзывается испуганным взвизгом. Мы дружно смеёмся. "Ляшковщина" это словечко я не раз слышу от ополченцев. В нём за внешней ироничностью проглядывает не просто презрение к одному из самых одиозных "майданщиков". В нём собралось всё неприятие тех извращённых западных ценностей, которые киевская хунта пытается навязать Украине.

"Газель", на которой мы едем, ополченцы называют "тачанкой".

- Почему "тачанка"? - спрашиваю, улучив минуту.

- Это - легендарная машина, - отвечает ополченец Алексей Ратибор. - Мы с неё три БТРа подрезали.

Подрезали - значит, уничтожили или вывели из строя. Сила ополченцев - в мобильности. Из тех городов и посёлков Луганской народной республики, которые заняла украинская армия, местные жители по телефону сообщают о передвижении колонн бронетехники правительственных войск. Миномётные расчёты срываются из Луганска, чтобы с наиболее выгодных позиций обстрелять противника. Нанеся удар, "тачанки" уносятся в безопасные места. А снаряды "укров", чаще всего, летят в пустые кусты.

И вот мы на блокпосту у моста через Северный Донец. Останавливаемся на несколько минут. Мешки с песком, бетонные плиты, груды покрышек, раскуроченное, выплеснувшее свою убойную силу железо. Над всем этим вьются на горячем ветру знамёна. Одно - с ликом Иисуса Христа, а неподалёку тоже святое для нас, русских, красное знамя Победы.