Я дрался в Вермахте и СС

В ноябре 1948 года меня перевели в лагерь в Боровичи. Там я работал на угольной шахте. Работа была трудная, но мастер следил за безопасностью, так что все было в порядке. В целом я в плену свое отработал, русские тоже сдержали слово, отпустили нас домой.

– Когда вас отпустили домой?

– В конце ноября 1949 года. В мой день рождения, мне исполнилось 23 года, пришел поезд. Буме! Мы уже сидим в поезде домой, но поезд не трогался. Знаете почему? Пришел русский офицер, контролировать, все ли в порядке, продукты, отопление, и заметил, что на нас только тонкие рабочие брюки, хотя был уже ноябрь, а с первого октября мы должны были получить ватные штаны. И вот мы ждали, пока со склада грузовик не привезет 600 пар ватных брюк. Надо сказать, что это было очень тревожное ожидание. Последние два дня проверяли списки отправляемых и некоторых вычеркивали. Когда мы уже сидели в поезде, одного моего товарища вызвали из поезда. Он только сказал: «О, боже!» – решив, что его вычеркнули. Он пошел в комендатуру и через 10 минут вернулся ликующий, поднял руку, показал золотое обручальное кольцо и сказал, что администрация ему вернула кольцо, которое он сдал как ценную вещь. В Германии никто этому не верит, это не подходит под стереотип русского плена.

– Вы получали деньги за работу в лагере?

– Когда я работал в угольной шахте, получал. С мая 1949 года мне, как zaboitschik, платили 200 рублей. Те, кто толкал вагонетки, ничего не получали, потому что мы не выполняли норму. Мы не могли ее выполнить – она была слишком большая. В итоге все деньги, что мы получали, уходили в социальную кассу, нам ничего не оставалось. Один мой товарищ, который сейчас живет в Канаде, работал в Москве на обивочной фабрике. Там немецкие офицеры получали 490 рублей в месяц. В лагере был киоск, в котором можно было купить вообще все. К ним в лагерь пришел русский генерал, посмотрел на этот киоск и сказал, что это могут купить только русские генералы и немецкие военнопленные. Плохо было в маленьких лагерях, которые были экономически необеспечены, – добыча торфа, стройка, каменоломни.

– Какие были отношения с антифашистами?

– У меня только в одном лагере были антифашисты, отношения с ними у меня были нормальными. В целом отношение к антифашистам было не очень хорошим.

– В лагере сохранялась военная иерархия?

– Нет. В одном лагере была группа офицеров, но они работали вместе со всеми. Не работали только полковники и генералы. Им было плохо, потому что работа – это терапия. Когда человек целый день сидит в лагере, ничего не делает, только думает, это плохо. Я таких видел, они выглядели жалко. Были офицеры, которые добровольно шли работать.

Через неделю пути по России и Польше ближе к вечеру мы пересекали мост через Одер. Один из нас запел: «Возблагодарите Господа!» И многие подхватили. Я и не знал, что так много людей знают наизусть этот хорал. Никогда я его не пел с таким волнением, как в тот момент.

Бурхард Эрих (Burkhard, Erich)

Синхронный перевод – Анастасия Пупынина

Перевод записи – Валентин Селезнев

– Меня зовут Эрих Бурхард, я родился в 1919 году в Силезии в маленькой деревне Растхоф. В 14 лет я окончил школу и пошел учиться на слесаря по машинам. В 19 лет я попал в Трудовое агентство, которое занималось начальной военной подготовкой. Оружия нам не выдавали, мы работали как гражданские специалисты. Нам платили 25 пфеннигов в день. Каждые десять дней мы получали 2,5 марки. Через полгода, в декабре 1939-го, я попал в вермахт, в резервную роту, находившуюся в Ганновере. За два месяца я прошел обучение на водителя и в феврале 1940 года сдал на права – это мне очень помогало во время всей моей службы. После учебы я попал в роту снабжения 71-й пехотной дивизии. А 10 мая началась война с Францией. Наша рота в основном отвечала за доставку боеприпасов на передовую. Потери у нас были небольшие, всего пять или шесть человек были убиты во время налетов авиации. Мы же не пехота! Для нашей роты французская кампания была несложной, особенно по сравнению с войной в России. После французской кампании мы вернулись в Германию, в Кенигсбрюк Дрездена. Там мы находились с октября 1940 года по март 1941-го. Отдыхали и пополнялись. В конце марта 1941 года мы двинулись на восток, что нам предстоит, никто не знал. 22 июня 1941 года рано утром мы вступили в Россию. Мы наступали в направлении Лемберга (Львова) и Клева.

– Вам объяснили, зачем вас перевели на восток?