Я, Дрейфус

— В тот же день, позже, один из старост сказал мне, что мистер Эклз вызывает меня к себе в кабинет. Мистер Эклз не был моим воспитателем, и я не мог предположить, что ему от меня понадобилось. Он был очень дружелюбен и сказал, что я не должен обращать внимания на слова Джорджа. Еще добавил, что у Джорджа слишком буйное воображение. Мне никогда не нравился мистер Эклз, и я рассердился: я считал, что Джордж рассказал мне правду, поэтому я ответил, что если Джордж ничего не скажет сэру Альфреду, я сам ему скажу. Тогда мистер Эклз схватил меня за руку и заявил: «Если вы хоть пикнете, мистер Соломон, вы отправитесь туда же, куда и Джордж». Я не понимал, о чем речь, но я испугался. Особенно, когда узнал, что Джордж мертв. Вот почему я ничего не сказал на суде.

— Благодарю вас, мистер Соломон, — сказала Ребекка.

Сойдя с помоста, Дэвид снова мне улыбнулся. Вот он выйдет из зала и, как Джеймс, вдохнет воздух свободы.

Следующим свидетелем был констебль Берд. И свой первый же вопрос Ребекка задала о заговоре.

— Констебль Берд, — сказала она, — являетесь ли вы членом «Железного круга»? Помните, вы под присягой.

Берд опустил голову — видимо, хотел так изобразить, что ему стыдно.

— Да, — прошептал он.

— Громче! — велела Ребекка.

— Да, — повторил он.

— Давно ли вы в нем состоите?

— Шестнадцать лет, — ответил он.

— Как вы туда вступили?

— Меня позвал мистер Коулман.

— А почему вы вступили?

— Он сказал, мы можем избавиться от чужеземцев. Англия для англичан, сказал он.

— И вам это понравилось?

— Да, — сказал Берд уверенно — похоже, он и сейчас в это верил.

— Англия для англичан, — повторила Ребекка для судей. — Теперь давайте вспомним ваши показания в суде, — продолжила она. — Вы сказали, что утром четвертого апреля были на дежурстве, расследовали поступивший сигнал о проникновении в табачную лавку. По полицейским сводкам мы установили, что такого сигнала не поступало.

— Мне сказали, что он был, — запинаясь, сказал Берд.

— Вы также сказали, что в два часа сорок минут вы видели автомобиль «седан», который на большой скорости проехал к школе, и на водительском месте вы разглядели апеллянта. Вы все еще утверждаете это?

— Не помню, — промямлил Берд. А потом почти истерично выкрикнул: — Я не помню! Это было давно.

— Да ну же, констебль Берд! — стала упрашивать его Ребекка. — Вы слишком молоды, рановато терять память. Так вы видели или не видели автомобиль? А если видели, находился апеллянт на водительском месте или нет?

— Нет, — буркнул Берд, — кажется, нет.

— Тогда почему же вы показали под присягой, что он там находился?

— Так это же была моя роль! — закричал Берд. — Они мне велели так сказать.

— Кто «они»?

— Коулман, — ответил Берд.

— И вы выучили показания наизусть?

— Да.

— И много раз репетировали?

— Да.

— Так все ваши показания были ложью?

— Я только выполнял приказы, — сказал Берд.

— Ну, разумеется. — Ребекка повернулась к судьям. — Он только выполнял приказы, — сказала она. И снова обратилась к Берду: — А теперь давайте побеседуем о мистере Эклзе.

— Я об этом ничего не знаю, — быстро сказал Берд. — Меня там не было. Я этого не видел.

— Где вас не было? Чего вы не видели?

— Вы сами знаете.

— Нет, не знаю, — терпеливо ответила Ребекка. — Вы мне расскажите.

— Убийство, — сказал Берд, — оно произошло до того, как вызвали меня.

— Откуда вам известно, что убийство совершил Эклз?

— Нам сказали. Он просто выполнял свой долг. Он не мог не сделать этого, иначе все раскрылось бы.

— Что раскрылось бы?

— Насчет «Железного круга». И того, чем мы занимались.

— А чем вы занимались?

— Я не знаю. Я был там мелкой сошкой. Мне никто ничего не рассказывал.

Возможно, он рассчитывал, что мы пожалеем его, беднягу: ведь он, не задавая вопросов, только выполнял приказы. Но мы помнили, что те же самые оправдания звучали из уст доктора Менгеле[17], Эйхмана[18], лейтенанта Кэлли в Май-Лаи[19]. Но у публики он сочувствия не вызвал. Хотелось только плюнуть в лицо ему и ему подобным.

— Благодарю вас, констебль Берд, — сказала Ребекка исключительно вежливо. — Больше к вам вопросов нет.

Я смотрел на его согбенную спину, когда он выходил из зала. Как и Джеймс, он рухнет на ближайший стул. Возможно, тоже заплачет. Но не оттого, что освободился, а оттого, что его неизбежно настигнет наказание.

Следующим свидетелем Ребекки был мистер Клерк из Кентерберийского собора. Она напомнила ему, что он под присягой, и спросила, является ли он членом «Железного круга». Он с гордостью сообщил, что является и что его позвал в эту организацию Джон Коулман. И тогда Ребекка задала вопрос, который вроде бы не имел отношения к апелляции.

— Как я понимаю, мистер Клерк, у вас есть хобби. Не могли бы вы рассказать суду, что это за хобби.

— Я собираю памятные вещи, связанные с Гитлером, — сказал он не без гордости. — Моя коллекция высоко котируется в Европе. — Он взглянул на свою сестру, которая сидела среди публики, и отреагировал на вздох, прокатившийся по залу. — Ничего плохого в этом нет, — сказал он.

— Каждому свое, — бросила Ребекка. — Вы, очевидно, большой поклонник Гитлера.