Читаем Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь полностью

Сегодня, шестьдесят лет спустя, сложно объяснить, какой грандиозный эффект произвело появление рок-н-ролла. Это был глобальный переворот, мировая революция. Не только в музыке – в культуре в целом: в моде, кинематографе, общем мировоззрении. Казалось, что-то впервые принадлежит только нам, тинейджерам, что-то придумано исключительно для нас. Это дало нам возможность чувствовать себя другими, не похожими на родителей, и заставляло верить в то, что мы способны чего-то достичь. Очень трудно рассказать и о том, насколько сильно старшее поколение противостояло рок-н-роллу. Представьте себе приступы паники, вызванные появлением панков и гангста-рэпа, «модов», рокеров и «металлистов», а затем сложите их вместе и умножьте на два: вот примерно такой ужас наши «предки» испытывали перед рок-н-роллом. Черт, да они просто ненавидели его! И мой отец – сильнее всех. Ему вообще не нравилась музыка – кроме, пожалуй, Фрэнка Синатры. Но особенно его раздражало аморальное, по его мнению, влияние музыки на общество: «Посмотрите, как они одеваются, как себя ведут, как качают бедрами и выставляют напоказ свои причиндалы. Ты не должен иметь к этому никакого отношения!» А если бы я вдруг

стал иметь к этому отношение, то в глазах отца превратился бы в «промышлялу» – в Британии так называли мелких жуликов, готовых урвать хоть что-то на любом сомнительном дельце. Отец и без того был уверен, что ничего путного из меня не выйдет – ведь я неправильно
ем сельдерей. А рок-н-ролл уж точно приведет меня к полной деградации. При одном лишь упоминании об Элвисе или Литл Ричарде он разражался гневной тирадой, основной темой которой было мое неминуемое превращение в «промышлялу». То есть сейчас я с упоением слушаю Good Golly Miss Molly, а через пять минут уже прячу под кровать краденые нейлоновые чулки и бегу на улицу, чтобы в темных закоулках Пиннера зазывать честной народ на игру в наперстки.

Конечно, ничего подобного со мной не могло случиться – в подростковом возрасте я был невинней монаха-бенедиктинца. Но отец не хотел рисковать. В 1958 году, когда я начал учиться в средней школе округа Пиннер, уже было заметно, как меняется мода. Люди стали одеваться по-другому – но только не я. Мне категорически запретили носить все, что хоть как-то ассоциировалось с рок-н-роллом. Кит Фрэнсис рассекал в остроносых туфлях – носы у них были длиннейшие, казалось, они появляются в классе на несколько минут раньше самого Кита. Я же одевался по-прежнему, как отец в миниатюре, и туфли мои, как ни печально, в длину точно равнялись ступне. Единственным намеком на рок-н-рольное бунтарство были очки, выписанные доктором, – а точнее, то, как я их носил. По назначению врача мне полагалось надевать их, только когда я смотрю на доску, сидя в классе. Я же, ошибочно воображая, что в очках похож на Бадди Холли[30], носил их не снимая и тем самым планомерно разрушал себе зрение. И в итоге мне пришлось-таки носить их постоянно, но уже по предписанию доктора.

Слабое зрение подкинуло мне проблему, когда дело дошло до открытий сексуального плана. Точно не помню обстоятельств, при которых отец застал меня за мастурбацией. Думаю, я пытался скрыть последствия, а не занимался, собственно, самим делом. Но я точно не напугался до смерти, как можно предположить, и в основном потому, что не понимал сути своих действий. Нет, правда. В сексе я очень поздняя пташка. Интерес к нему у меня пробудился на третьем десятке, хотя потом я сделал все, чтобы с лихвой наверстать упущенное. Но в школе похвальбы друзей приводили меня в искреннее недоумение: «Ага, братан. Ну, пригласил я ее в кино. И там малость помацал». Помацал? Что это вообще значит? Зачем все это?

Я думал, что всего лишь пробую вызвать у себя некие приятные ощущения, у меня и в мыслях не было, что это пробуждается моя сексуальность. Тем не менее, поймав меня на месте преступления, отец поведал мне расхожую байку о том, что если я буду делать это

, то непременно ослепну.

Ясно, что множество мальчишек по всей стране слышали от родителей точно такую же страшилку, понимали, что это полный бред, и напрочь о ней забывали. Но мне отцовские слова крепко засели в голову. А что, если это правда? Я уже «посадил» себе зрение в дурацких попытках походить на Бадди Холли. Возможно, делая это, я вовсе перестану видеть? Я решил не рисковать. Многие музыканты рассказывают, что Бадди Холли очень сильно повлиял на их жизнь. Но я – единственный, кто из-за него перестал мастурбировать. Хотя самого Холли его приятель Биг Боппер[31] однажды застукал за этим занятием – во время гастролей или еще какой-то поездки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Автобиография великого человека

Беспощадная истина
Беспощадная истина

Невероятно искренняя, брутальная и драматичная автобиография Майка Тайсона. Он стал легендой мирового бокса, но его жизнь вне ринга была не менее яростной и бесшабашной, чем его бои.В Майке Тайсоне уживаются несколько личностей – безжалостный боец и ироничный философ, осужденный преступник и бродвейский шоумен, ранимый подросток и неуемный бабник… Парнишка из гетто, ставший самым молодым абсолютным чемпионом мира в тяжелой весовой категории, принявший это как должное – и так и не научившийся с этим жить. Миллионер, в одночасье оказавшийся нищим, осужденный за преступление, которое не совершал, и выходивший безнаказанным из таких передряг, которые грозили ему пожизненным заключением. Алкоголик и наркоман, сумевший обуздать своих демонов.Он был абсолютно беспощаден к своим противникам на ринге. Он и теперь абсолютно беспощаден к себе и к читателю. Но только такая безжалостная искренность и позволила ему примириться с самим собой, восстановить достоинство и самоуважение, обрести любовь и семью.

Майк Тайсон

Публицистика
Неудержимая. Моя жизнь
Неудержимая. Моя жизнь

Перед вами первая автобиография Марии Шараповой – прославленной теннисистки, пятикратной победительницы турниров Большого шлема и обладательницы множества других престижных трофеев. Она взяла в руки ракетку в четыре года, а уже в семнадцать взошла на теннисный олимп, сенсационно одолев в финале Уимблдона Серену Уильямс. С тех пор Мария прочно закрепилась в мировой спортивной элите, став одной из величайших спортсменок современности.Откровенная книга Шараповой не только о ней самой, ее жизни, семье и спортивной карьере. Она о безудержном стремлении к мечте, об успехах и ошибках на этом пути, о честности и предательстве, о взрослении и опыте, приходящем с годами. В конце концов, о том, как не потерять голову от побед и как стойко переносить поражения. А о поражениях Мария знает не понаслышке: после 15-месячной дисквалификации она вернулась в большой спорт, чтобы доказать всем – и поклонникам, и ненавистникам, – что даже такие удары судьбы не способны ее остановить.

Мария Шарапова

Биографии и Мемуары / Боевые искусства, спорт / Документальное
Отдать всего себя. Моя автобиография
Отдать всего себя. Моя автобиография

Жизнь Дидье Дрогба – путь из бедных кварталов Абиджана в Кот-д'Ивуаре к блестящим победам, громкой славе и всемирному признанию. Первый африканец, забивший 100 голов в английской Премьер-лиге. Обладатель почти двух десятков престижных трофеев. Лидер в игре и в раздевалке, в клубе и в сборной.На поле он не убирал ног, не избегал борьбы, не симулировал травм – и в книге он предельно честен и открыт. Как едва не сорвался его переход из «Марселя» в «Челси»? Из-за чего «Челси» проиграл «МЮ» финал Лиги чемпионов в Москве? Почему Жозе Моуринью – Особенный и как себя ведет в раздевалке «Челси» Роман Абрамович?Лучший футболист Африки (2006 г.) остался тем же простым, искренним, немного застенчивым парнем, который в пятилетнем возрасте переехал во Францию, чтобы играть в футбол. В его автобиографии эта искренность соединилась с мудростью, нажитой годами болезненных травм – физических и душевных, – чтобы в итоге получилась одна из лучших футбольных биографий десятилетия.

Дидье Дрогба

Боевые искусства, спорт / Спорт / Дом и досуг
Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история
Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

История его жизни уникальна.Он родился в голодные годы в маленьком австрийском городке, в семье полицейского, не имея особых перспектив на будущее. А в возрасте двадцати одного года он уже жил в Лос-Анджелесе и носил титул «Мистер Вселенная».За пять лет он выучил английский язык и завоевал статус величайшего бодибилдера мира.За десять лет он получил университетское образование и стал миллионером как бизнесмен и спортсмен.За двадцать лет он вошел в число кинозвезд первой величины и породнился с семьей Кеннеди.А через тридцать шесть лет после приезда в Америку он занял пост губернатора Калифорнии…Этот человек — легендарный Арнольд Шварценеггер. И в этой книге он вспомнит действительно все…

Арнольд Шварценеггер

Биографии и Мемуары / Спорт / Дом и досуг / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное