Я ем тишину ложками

Я прошел в гараж и представился Джоэлу. По выражению его лица – не злому, но жесткому – я понял, что разговор будет коротким. Его руки были в масле, и мы обошлись без рукопожатия. Джоэл подтвердил, что никто в семье не знал, где был Крис все эти годы, и, насколько ему известно, никто не помогал его брату, никто из семьи с ним не виделся, и все, кто думают, что он лжет – ошибаются. По его тону было ясно, что он тоже не понимает действий брата.

– Когда вы стали верить, что Крис, скорее всего, умер?

– Я не хочу об этом говорить. Это личное.

– Как его встретили, когда он вернулся домой?

– Это личное.

И Джоэл снова скользнул под капот, давая понять, что разговор окончен.

Я заехал к его подружке, Элис Макдоналд. Открыв дверь, она произнесла лишь: «Я не могу с вами разговаривать» – и закрыла ее.

Я позвонил его матери и сказал, что хотел бы поговорить о Крисе. Она ответила: «Понимаю» – и положила трубку. Фил Доу из исторического общества рассказал, что Джойс рада возвращению Криса. Она говорила, к нему вернулся аппетит, и он накинулся на еду. «Она любит смотреть, как он ест», – сказал Доу.

Лишь однажды Крис вновь вышел на связь. Я отправил ему открытку – поздравление с праздником, вложив в конверт фото моих детей, и спустя пару недель получил записку, написанную знакомым корявым почерком, черной ручкой, на простом почтовом бланке. «Такая красота и радость невозможны без чувства внутреннего удовлетворения», – сказал он об открытке. По поводу детской фотографии написал: «Хороший снимок». Как обычно, без подписи. Но мое сердце было согрето его ответом. Кажется, он начал немного отходить после тюрьмы.

Этой запиской наше общение и ограничилось. Спустя семь месяцев после того, как мы попрощались в тюрьме, я снова возвращаюсь в Мэн. По дороге из аэропорта я останавливаюсь у цветочного магазина и покупаю большой букет пурпурных фиалок. Это будет моя Оливковая ветвь. Затем торможу возле булочной, где беру яблочный пирог для его мамы. В любом случае она не обидится.

Миновав лесопилки, антикварные магазины, череду дешевых мотелей и бассейнов, я приближаюсь к цели. Пара диких индюшек сидит на отбойнике. На раскладном столике у обочины продаются фермерские яйца. Продавца нет, только коробка для денег рядом. Центральный Мэн по-прежнему верит людям.

Поездка по главной улице Альбиона занимает секунд сорок – почта, библиотека, заправка, церковь, магазин. На информационной доске возле него – написанные от руки объявления о починке дизеля, классах йоги, уборке снега и найме проводников для охоты. Светофора – и того нет. На въезде и выезде из городка россыпи деревянных домиков, белых и крашеных, посаженных близко к дороге. Затем – снова деревня. Молочная ферма, место, где разделают убитого вами оленя, кладбище с парой надгробий двухсотлетней давности.

Дом Найтов – самый замаскированный, прячется за стеной из кустов и деревьев. С дороги видны лишь окна второго этажа с ярко-голубыми ставнями. На черном почтовом ящике значится: Джойс Найт. Рядом два ящика для газет, один для «Портленд Пресс Геральд», а второй – для «Утреннего стража». Гигантский красный клен возвышается над двором.

Я заталкиваю арендованную машину на маленькую немощеную подъездную дорожку перед бледно-желтым гаражом, стоящим отдельно от дома, с металлической табличкой с надписью «Шелдон Найт». Во дворе тихо. Других машин не видно. Кажется, никого нет дома. Некоторое время я сижу в машине, думая, что теперь делать. Что-то в этом доме заставляет меня нервничать. Наконец я выхожу со своим фиалковым букетом и яблочным пирогом, делаю несколько шагов по направлению к двери. И тут из-за кустов бесшумно появляется Крис Найт.

Глава 27

«Лесная Дама»

Он побрит, на нем коричневая фланелевая рубашка, заправленная в вытертые синие джинсы, и коричневая бейсбольная кепка без логотипа. Все те же очки в серебристой оправе, которые ему выдали в тюрьме. На ногах – кожаные рабочие ботинки.

Я протянул ему фиалки, он лишь бегло взглянул на них. Это как предложить рыбе стакан воды. Фиалки, я только сейчас заметил, были тут повсюду – лиловые, розовые и белые. Я опустил букет и поднял другую руку, с пирогом, словно официант: «Я привез кое-что для вашей мамы».

Глаза Найта скользнули по коробке. «Нет», – сказал он строго. Я вернулся к машине, открыл водительскую дверцу, положил обратно фиалки и пирог и закрыл ее.

Мы стояли на неестественно большом расстоянии друг от друга. «Можно пожать вам руку?» – спросил я. Раньше у нас не было такой возможности, ведь нас разделяла стена.

«Я бы предпочел этого не делать», – ответил Найт.

И мы не стали.

Кивком головы он пригласил меня пройти за ним. Мы зашли за гараж и потеряли из виду дорогу, над нами – нежно пахнущие ветви сирени, касающиеся волос. Трава после недели дождей ярко-зеленая, яблони все в цвету. Вот показался деревянный сарай, где Найт разбирает свои моторы в полном уединении.