«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая

– Открою вам то, что я помню и о чем могу сказать. Не гневайтесь, конунг, и вы, первые мужи, но есть силы, над которыми даже вы не властны, и они сдерживают меня. Когда встал я на стражу в первую ночь, то долго ничего не видел, кроме деревьев. Но вдруг, в самое темное время ночи, показались блуждающие огни, и подошли ко мне звери, каких я никогда прежде не встречал. Они окружили меня со всех сторон и показывали своим видом, что хотят напасть. Я стоял, держа на весу щит и подняв меч, но ни одна из этих тварей так и не кинулась на меня. А потом они и вовсе пропали, словно тьма поглотила их. На вторую ночь я был готов к новой встрече с ними, но мне послали испытание, труднее прежнего. Снова в самое темное время показались огни глаз, но это были не дикие звери, а лютые воины с оружием в руках. И узнал я в них людей, убитых мною в поединках и на ратном поле, и тогда я понял, что меня окружают духи мертвых. Они шли ко мне друг за другом, и я вновь бился с каждым и повторно послал их к Хель65. Затем они исчезли и, хотя ни в одной битве я не устал так, как в этой, на мече моем не было зазубрин, а на щите – вмятин. Когда же пошел я на стражу в третью ночь, то уже чуял, что мне или мертвым быть, или родиться заново. Тишина стояла такая, что звенело в ушах, пока не пришло темное время. И увидел я тени людей, идущих ко мне, и подумал, что вновь буду сражаться с врагами, которых нельзя убить. Но они заговорили, и я понял, что мне явились духи предков. Многое они поведали о моем роде и племени. А затем, даже и не знаю, было это наяву или во сне, подошел ко мне старый муж, прекрасный и ужасный с виду. «Знай же, Харальд, – изрек он, – что ты на острие иглы от смерти. Но еще рано посылать за тобой моих дочерей. Сегодня ты пришел ко мне, в другой раз я призову тебя. И это время не так далеко, ибо за каждую из трех ночей ты заплатишь по десять зим своей жизни». Больше ничего я не помню до тех пор, пока Халльфред не привел меня в чувство. А как я сложил эту вису, и сам не знаю, ведь я досель не говорил стихами…

Выслушав этот удивительный рассказ, люди в палате не знали, как его следует толковать. И только Харальд, сын Хрёрека конунга, задумчиво произнес:

– Трудно встретить другого такого мужа, как Харальд, сын Хельги. Найдутся люди, которые назовут его неразумным. Но я не осужу того, кому, должно быть, явился сам Один. Ему ли не знать, что никто не сильнее своей судьбы?

«Я же говорил, что безумие мужей этого рода было у них в крови. Ведь лишь самый безрассудный человек мог отдать полжизни за три вечера одних разговоров с юной девицей, пусть даже дочкой конунга и первой красавицей! Только случай, сила, да удача Харальда не дали пропасть этому времени впустую

».

XXIX

Выйдя от конунга, Харальд и Халльфред стали держать совет с херсирами о походе на вендов. Меж тем Бруне известил господина, что слышал от верной служанки, будто Герута послала за сыном Хельги. Хрёрек Метатель Колец после рассказа Харальда о ночных бдениях в роще Одина хотел узнать о нем больше. Уловив, как пес брошенную кость, желанье конунга, Бруне вызвался укрыться в палате Геруты и подслушать ее разговор с Харальдом, чтобы выведать его тайну. Получив позволение, Бруне улучил время, когда Герута с девушками вышла, проскользнул в ее горницу и спрятался за ковром. Это был дорогой ковер, купленный у заезжего купца из Серкланда66. Весь в дивных узорах, он покрывал стену и свисал на пол. Слуга поднял его край и залег у стены, оставив себе щель для обзора. Было жарко, пыльно и душно, но Бруне привык не щадить себя на службе.

Только успел Бруне прилечь поудобнее, как в светелку с девушками вернулась Герута. Они весело говорили о разных вещах, и княжна беззаботно смеялась над их шутками. Потом к ним вбежала Тордис, дочь Грима, и передала рассказанные ей отцом слова Харальда о том, что он пережил в роще Одина. Когда Тордис поведала им, чем заплатил сын Хельги за эти три ночи, девушки дружно заахали и заохали. Герута же приказала им всем замолчать. Но Бруне заметил из укрытия, что у дочери конунга слегка дрогнул голос, а рука будто смахнула соринку из глаза. Тут постучал воин стражи, и объявил, что Харальд стоит у дверей. Герута велела девушкам выйти из горницы и только одной Тордис остаться. Затем она воссела на расписанную яркими цветами скамью и позволила впустить Харальда.