«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая

В середине лета, когда не стало Гудрид, ее отец Эйнар Ревун, еще не старый муж с густой гривой, припорошенной сединой, и бугристым, как кора сосны, лицом, угощал в своей усадьбе Гицура Окуня и других гостей. Сидя за одним столом, Эйнар и Гицур сначала обменялись новостями, а затем предались воспоминаниям. Оба сошлись на том, что если бы вороны не привели Торбьёрна в эти края, их дети жили бы в ладу и родили им внуков – лучшую отраду для стариков. Увидев в глазах Гицура слезы, готовые скатиться на его дряблые щеки, Эйнар кликнул Хельги. Ревун подумал, что ничто не порадует его друга больше, чем насмешки над сыном их врага. Когда Хельги явился, Эйнар велел ему подавать людям пиво.

Сын Торбьёрна сбился с ног, работая за троих, а гости, знай себе, попивают пиво, да его подгоняют. Они кричат Хельги, что хотя он по виду и взрослый парень, но по разуму, видать, еще молокосос, раз не знает, сколько пива нужно мужам, чтобы утолить свою жажду. Люди находят это занятие очень приятным, и каждый норовит вставить острое словцо. Посреди общего веселья воспрянул духом и Гицур Окунь, который крикнул юнцу, что его отец был проворнее в своем последнем бою. Много было также других насмешек и бранных слов, но ничто не могло вывести Хельги из себя. По его лицу ручьями стекал пот, грудь вздымалась и опускалась, как кузнечьи меха, тело сотрясала сильная дрожь. Однако он наполнял и разносил чаши, не удостаивая крикунов даже взглядом.

Тогда Эйнар Ревун, как видно, желая довести внука до позора или беды, велел ему принести из кладовой меч Торбьёрна. Хельги, не говоря ни слова, принес меч и подал деду. Эйнар принял его в руки и долго глядел, будто видел впервые. Затем, скрежеща ногтем по его зазубринам, он стал подробно сказывать, как они убивали Торбьёрна, и каким живучим оказался этот «медведь». Тут уж и Гицур не удержался, поведав, как долго он рубил Торбьёрну шею, а голова все не хотела расставаться с телом. После таких слов Эйнар приказал внуку вернуть меч в кладовую на его место. Хельги молча берет клинок и уходит, куда было велено.

За долгим весельем гости не заметили, как сильно захмелели, а многие уже дремали, клонясь головой к столу. Эйнар Ревун и Гицур Окунь еще вели разговор между собой, но и они были столь пьяны, что едва могли подняться со скамей. И тогда в дверях появился Хельги, да уже не таким, каким он выходил прочь. На его голове был шлем, за спиной щит, а в руке – меч Торбьёрна. Он двинулся прямо к деду и Гицуру и громко воскликнул, чтобы могли слышать все: «За медвежью кровь не сносить вам голов!». Эйнар изумленно воззрился на внука, будто внезапно получил ответ на давно мучивший его вопрос. А Хельги, оскалив зубы, взмахнул отцовым мечом и в два приема снес неразумному деду его башню с плеч.

Затем настал черед Гицура, который, увидев кончину друга, выпучил глаза и рот и затрясся всем телом, как рыба, выброшенная на берег. Не успел Окунь подняться, как Хельги предстал перед ним и уже одним махом отсек его плешивую голову. Затем он идет по столам и рубит людей так, что кровь брызжет во все стороны, вскрикивая при каждом ударе то «за Торбьёрна!», то «за Гудрид!». Гости, увидев, что юнец режет мужей, как забивают скот, пришли в такой ужас, что толпой бежали от одного. Только утолив ярость кровью хозяина и многих его соседей, Хельги неспешно покинул дом и скрылся в ночи. Утром родичи Эйнара и Гицура пустились за ним в погоню, однако его уже и след простыл.

Незадачливым достались только головы Эйнара Ревуна и Гицура Окуня, которые укоризненно взирали на них мертвыми очами с двух кольев ограды. А на месте погребения Гудрид люди потом нашли большой надгробный камень.

«Либо немедля убейте сына врага, сраженного вами, либо воспитайте его, как своего сына. Иначе волчонок вырастет волком и напьется вашей кровью».

VII

Жил тогда человек по имени Анлаф, сын Халльфреда, с острова Боргундархольм21. В юности он покинул родной край после того, как убил слугу конунга, отомстив ему за насилие над сестрой. Скитаясь по северным землям, он пристал к людям, объявленным вне закона. Этих злосчастных называли «нидингами»22 и прогоняли из родных мест. Скитаясь по свету, они, как вороны, сбивались в стаи и вели вольную жизнь, кормясь воровством и разбоем. Нидинги наведывались к мирным бондам, требовали у них лучшей еды и питья, а затем отбирали у хозяев приглянувшееся им добро и уводили с собой их жен и дочерей.