– Ну я бы не настаивал, что принципы справедливости и благополучия лежат в основе нашего общества, скорее принципы целесообразности и полезности. С той же «Чёрной дырой» мы поступили не совсем справедливо с точки зрения человеческих ценностей планеты Земля, откуда все родом. И благополучия особого чёрным не прибавили, но сожаления, похоже, ни у кого нет по данному поводу. Мы просто вынуждены были это сделать для своего самосохранения в условиях враждебного окружения. Поэтому давай не будем философствовать на абстрактные темы, для которых нет ни времени, ни желания, но если ты так хочешь поговорить об этом – то предлагаю обсуждать реальные вещи в наших нынешних условиях.
– Давай, – согласился я, – так что скажешь про запрет на рабовладение на территории Земля-сити?
– А что ты хочешь от меня услышать? Кстати, чтобы «перетереть» какую-либо тему, надо определиться, что мы понимаем под объектом обсуждения? Ты говоришь рабство. Хорошо, а что такое рабство, о котором тебе так хочется подискутировать? Рабство в «Чёрной дыре», где люди были прикованы и которых принуждали делать определённую работу помимо их воли и сознания – это одно. А рабство, где человек по своему желанию служит другому человеку и не рвётся распоряжаться своей судьбой – это иное. Вот ты видел моих слуг, и они все рабы. Я их купил в «Чёрной дыре». У меня документы имеются на каждого. С юридической точки зрения Американской оккупационной зоны мои слуги – это моя собственность. И это рабство в чистом виде. Но они не хотят от меня уходить, даже просят не выгонять и оставить всё так, как есть. У каждого слуги имеется своя комната, они обеспечены едой и одеждой, находятся в безопасности. Я им даже даю деньги на мелкие расходы. Они довольны своей жизнью и не хотят её менять. Что ты предлагаешь мне сделать? Выгнать на улицу? Типа, теперь вы свободны, как птица в полёте, катитесь на все четыре стороны. Кому хорошо будет от этого? Им? Нет, они будут очень огорчены и будут стоять возле входных дверей и просить вернуть обратно. Я? Тоже нет, так как кто будет ухаживать за домом и садом? Я сам не могу это делать. То есть я тоже буду несчастлив. Все будут несчастливы. Ты этого хочешь?
– Вот как вы американцы умеете всё изворачивать в свою пользу. Радетели всего мира, блин. Счастьем одарили, что кусок хлеба дали людям, которые раньше этот кусок видели день через день.
– А что плохого в том, что человек стал обеспечен едой каждый день? И ещё много чем другим.
– А в том, что этому человеку нужна не только еда. Но главное, каждому человеку нужна свобода, которая есть осознанная необходимость!
– Нет, вам русским точно мозги промыла коммунистическая пропаганда, с вами даже говорить по нормальному нельзя. Лозунги так и прут. Запомни, Макс, для большинства людей главное – это хлеб и зрелища. Если они у них есть, то – жизнь удалась! Причём для одного будет достаточно чёрствого чёрного хлеба с дальнейшей возможностью поваляться кверху брюхом мечтая о чём-то более духовитом, а для другого – белого хлеба с маслом и икрой с перспективой сходить на дорогое платное представление. Оба при этом будут счастливы, и неважно, рабы они или нет. Быть голодным, но свободным – это хорошо для лозунга, для небольшой прослойки людей, фанатов вашей «осознанной необходимости», но не для жизни. На первом месте у людей было всегда – пожрать, а на втором – чем бы забить мозги на полный желудок. Рабы в Американской оккупационной зоне имеют, как правило, и первое, и второе, и они довольны своей жизнью. Что ты хочешь поменять? Сделать из Земля-сити «город Солнца» или построить коммунизм в одном отдельно взятом месте? Вы же, русские, всё время пытаетесь пойти мимо нормального человеческого миропонимания, навязываете и себе самим и своим соседям какие-то выдуманные идеалистические миры.
– Я не хочу сделать «город Солнца», и построить коммунизм тоже. Но я желаю отменить рабство, чтобы одни люди перестали владеть другими людьми.
– А ты уверен, что осчастливишь тем самым две крупнейшие территории Земля-сити: Американскую оккупационную зону и Чайна-таун и не создашь тем самым международный скандал с перспективой его перерастания в первый общегородской кризис? Мы и так только-только начали находить общий язык между этим лоскутным одеялом, которое называется «национальные территории», а у тебя уже чешутся руки забить осиновый, вернее, комиссарский кол прямо посредине нашего нового и ещё очень хрупкого мироздания. На потеху всем соседям.
Тут Шмидт остановился, почесал голову и продолжил: