Я иду искать

Я худела, бледнела, слабела, кожа, прежде плотно обтягивавшая тело, теперь повисла, и наконец я стала похожа на ту дочь, которую, возможно, хотела бы моя мать. Но после того, что я совершила, её взгляд на миг останавливался на мне и ускользал, не задерживаясь, словно мои границы по-прежнему на два фута выходили за пределы нынешних очертаний. Внутренности разъедал стыд, он разбухал во мне и вокруг меня, облепляя снаружи и изнутри, а для матери жир и стыд были почти синонимами.

Я так и не смогла наладить отношения с родителями. Сейчас они сводились к равнодушным поздравлениям по телефону с Рождеством или днём рождения и пустым словам о том, что надо бы как-нибудь собраться.

Теперь у меня была своя семья, и в ней всё было иначе. Я позволила Мэдди быть той, кем она хочет — своевольной, порой неуправляемой; Оливер рос в атмосфере спокойствия и обожания. Дэвис не боялся рассказать мне о том, как хотел, чтобы от него ушла жена, хотя её уход до глубины души ранил его ребёнка. В нашем доме царили любовь и понимание, но себя настоящую я в этот дом не пускала.

Я так и не рассказала Дэвису свой страшный секрет. Я выключала свет, когда мы занимались любовью, чтобы он не увидел на моём теле следы от растяжек. Я не рассказала ему о ночи, когда погибла миссис Шипли, и о моменте, когда в полубессознательном состоянии проскользнула за руль.

Вот почему на меня так повлияла игра Ру. Не джин, не сила её обаяния. Глубоко внутри я ощутила, что она видит всю мою подноготную. Она смотрела на меня так, будто понимала, что именно я способна совершить и выдержать. Это пугало, но отчасти даже нравилось. Я ощутила порыв выпить ещё джина, поднять футболку и показать ей чуть заметные белые следы на груди и животе, выпустить правду на волю. Разве не от этого меня спасал дайвинг? Я погружалась с головой, пусть и не в правду, а в воду, спокойную, не страшную.

По опыту я знала — нужно всего лишь дождаться, пока пройдёт это чувство. Люди часто говорят: не знаю, как она с этим живёт! — но при этом сами мирятся с гораздо худшими явлениями. Никто не держит за руку свой самый страшный грех. Наши поступки тяжелы, и мы лишь ждём, когда они пойдут ко дну. С каждым днём они погружаются всё глубже, в такие тёмные места, куда не может добраться свет. Всё, что мне оставалось — ждать. Всё плохое, я знала, погрузится во мрак, потому что так всегда и бывает.

Всё, что мне оставалось — печь пирог. Распечатывать план окрестностей. Возвращаться на работу в «Школу Ныряльщиков». Кормить малыша. Заниматься своими делами и ждать, когда пройдёт время.

Сегодня следовало заняться Мэдисон.

Я намеревалась всерьёз поговорить с ней о мальчиках, машинах и вранье. Накрутив себя, я едва не вознамерилась прибегнуть к суровому методу — запретов и дополнительных домашних обязанностей — но, в конце концов, решила так не поступать. Мэдди — не я, а Лука — не Тиг Симмс. Подумаешь, проехали две мили в крутой машине в солнечное утро, абсолютно трезвые. Нормальное поведение подростков. Именно так его и нужно воспринимать, а не исходя из собственного прошлого.

Я играла с Оливером в «Ку-ку» в гостиной, когда наконец распахнулась дверь и Мэдди, как обычно, громко топая, промчалась по деревянному полу.

— Я дома! — завопила она.

— Ну-ка иди сюда, — сказала я. — Надо поговорить.

Я поднялась, взяла Оливера на руки. Мэдди прошла в гостиную, вслед за ней — Лука. Этого я не ожидала. Оливер радостно завертелся, засиял глупой улыбкой в два зуба, увидев сестру. Он был без ума от Мэдди.

— Помнишь Луку? — спросила Мэд, подходя к нам, чтобы пощекотать Оливеру животик. — Привет, вонючка, — её щёки разрумянились от удовольствия.

Лука безразлично махнул мне рукой и прислонился спиной к барной стойке. В идеально скроенных джинсах и мартинсах он был похож на молодого бога.

— Привет, Лука. Хорошо, что ты пришёл, — соврала я. На самом деле мне нисколько не хотелось, чтобы хоть что-нибудь, связанное с Ру, приближалось ко мне ближе, чем на милю. Но мне нужно было это сделать. Я постаралась говорить дружелюбно, но твёрдо. — Я расскажу тебе о наших семейных правилах. Мы не разрешаем Мэдди кататься на машине с несовершеннолетними водителями. Ребёнку нужно потренироваться по крайней мере год, прежде чем он может возить других детей. Тем более нашу дочь. Это ясно?

— Да, мэм, — ответил он, чем сильно меня удивил. Мэм. В этом слове даже не было иронии.

Щёки Мэдди из розовых сделались алыми. Узнав, что её поймали с поличным, она глазами умоляла меня не позорить её, не выгонять мальчишку из дома. Оливер по-прежнему тянулся к ней, и она взяла его на руки, зарылась пылающим лицом в маленькую шейку.

— И давно у тебя права? — спросила я Луку.

— Хммм… — ответил он, задумавшись, потом пожал плечами. — Меньше года.

Это ещё куда ни шло. Значит, ему лет шестнадцать. Старшеклассник.

— Мы поняли друг друга? — спросила я обоих.