– И не остановишься перед насилием? – бросила Джулия, стараясь не показать, как действуют на нее его прикосновения.
– О каком насилии идет речь?
– Ты вынуждаешь меня пожалеть о том, что было между нами, – прошипела Джулия, разъяренная столь безграничным высокомерием.
– И пожалеешь. Всю жизнь будешь каяться, лежа в постели с мужчиной, которому безразлично все, кроме театра.
– Именно этого я и хочу. И к тому же никогда не спала с Логаном – это брак по расчету.
– Когда-нибудь это все равно случится, – презрительно фыркнул Дамон. – Ты слишком красива, чтобы не пробудить в нем желания. Но и лаская его, ты станешь выкрикивать мое имя!
– Думаешь, я не понимаю этого? – Голос Джулии внезапно пресекся. – Считаешь, это легко – предпочесть брак без любви и навсегда расстаться с человеком, которого я…
Она вовремя прикусила язык, но Дамон уже все понял.
– Человек, которого ты… что? – безжалостно допытывался он. – Скажи, Джулия. Ты обязана мне хотя бы этим.
Джулия сжала губы и молча смотрела на Дамона сверкающими глазами. Он задохнулся от неожиданности, но тут же обрел голос:
– Клянусь Богом, я заставлю тебя признаться еще до того, как взойдет солнце!
– И что хорошего это даст? – прошептала она, смаргивая повисшую на ресницах слезу. Дамон осторожно снял пальцем прозрачную капельку.
– Я должен услышать это от тебя. Убедиться, понимаешь ли ты, на что идешь.
Его лицо было совсем близко, растрепанные волосы падали на лоб, в красных воспаленных глазах стыла безграничная усталость. Он повернул ее к себе спиной и принялся развязывать узлы. Освободившись, девушка попыталась отодвинуться, но Дамон не позволил.
– Я знаю, чего ты хочешь, – грубо сказал он, прижав ее к груди. – Именно того, что так тебя пугает, – быть любимой, безбоязненно отдаться мужчине, ничего не скрывая, не утаивая, безоглядно и безрассудно. Но ты слишком большая трусиха, чтобы довериться мне. Считаешь, что я использую твои чувства против тебя самой. Но я не твой отец, а ты – не Ив Харгейт.
– Неужели? – язвительно бросила она, вырываясь. – Но насколько я знаю, ты тоже требуешь, чтобы все было по-твоему и никак иначе. Тебе и в голову не приходит задуматься, чем должна пожертвовать я ради твоего счастья!
– Жертвы совершенно необязательны. Оба замолчали, свирепо глядя друг на друга, словно готовые сойтись в поединке воины. Карета остановилась у дома Савиджей. Дамон силой вытащил Джулию и понес на крыльцо, не слушая протестующих воплей. Лакеи, совершенно сбитые с толку, старались не обращать внимания на хозяина, который волок упирающуюся женщину. Джулия попыталась позвать на помощь слуг, но Дамон коротко объяснил:
– Не трудись. Здесь все глухи и немы.
Однако Джулия продолжала отбиваться, пока Дамону все это не надоело. Перекинув ее через плечо, он устремился к лестнице. Висеть вниз головой было крайне неудобно, и Джулии волей-неволей пришлось замолчать. Наконец Дамон распахнул дверь спальни. Почти все пространство занимала исполинская кровать под голубым балдахином. Бесцеремонно швырнув Джулию на перину, Дамон запер дверь и бросил ключ на ковер. Джулия кое-как сползла с постели, почти обезумев от ярости.
– По-видимому, подобное обращение весьма нравится леди Аштон? Смею заверить, со мной такое не пройдет!
– Я порвал с Полин. Она лгала мне. Ребенка не будет.
Джулия постаралась скрыть, как обрадовало ее это неожиданное сообщение, хотя сердце подпрыгнуло от восторга.
– Как печально – потерять в одночасье и жену, и любовницу!
– Я счастлив, что мы не женаты.
– Почему? – с деланным безразличием осведомилась Джулия.
Дамон шагнул к ней, но на полпути остановился, снял сюртук и принялся расстегивать рубашку.
– Теперь между нами ничто не стоит. Можно забыть прошлое и все, что натворили наши родители.
– Ты сказал отцу о письме? – спросила Джулия, которая все еще не могла заставить себя признаться во всем родным.
Лицо Дамона исказилось горькой гримасой.
– Нет, – покачал он головой. – Отец умер, так ни о чем и не узнав.
– Что? – ошеломленно прошептала Джулия, непонимающе глядя на Дамона, пока наконец до нее не дошел страшный смысл его слов. – Боже, – охнула она, – так вот почему ты не вернулся в Бат… Мне очень жаль…
Дамон нетерпеливо отмахнулся, явно не желая говорить на эту тему:
– Он долго болел.
Сейчас Джулию терзали раскаяние и сожаление. Знай она обо всем, уж конечно, повременила бы посылать это жестокое письмо!
– Кажется, я поспешила, – виновато пробормотала она.
– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, – рявкнул Дамон, вытаскивая рубашку из брюк. Полы разошлись, обнажая плоский живот. – Раздевайся и ложись!
У Джулии мгновенно пересохло во рту, в висках застучала кровь.
– Ты это серьезно?
– Тебе помочь или справишься сама?
– Да ты с ума сошел, – спокойно вымолвила она, стараясь подавить царившее в душе смятение.