Я — из контрразведки

— Да, — кивнула она. — Мы изломанные, усталые, изнеженные. Ни себе самим, ни жизни… Маркизы Сомова, прозрачная дымка над прудами и парками Борисова–Мусатова — это все тоска по небытию, желание исчезнуть, раствориться. Мы лишние. В грядущей России будут только кузнецы… С молодым и задорным духом. И счастье народа, и вольный труд… «Куем мы счастия ключи»…

— Знаете пролетарского поэта Шкулёва?

— Я многое знаю. И не только Бальмонта и Мережковского… Владимир Александрович, какое задание дал вам Рюн?

Он уже начал привыкать к ее парадоксальной манере задавать вопрос вне всякой связи с темой и развитием разговора. Как профессионал, он даже оценил эту манеру, вернее, точно рассчитанный психологический прием. Он понял, что отвечать в таких случаях нужно не раздумывая, искренне, как бы спонтанно, и говорить по возможности только чистую правду.

— Он приказал мне выяснить все о вас, всю подноготную, а главное — ваше задание, — спокойно сказал Марин.

— Значит, он уверен, что я — не я, — она усмехнулась.

— Догадывается, — улыбнулся Марин.

— Вы согласились ему помочь?

Марин пожал плечами:

— Он написал на обложке моего дела «Расстрелять» и подписался, только числа не поставил.

— Почему?

— Поставит в день моей смерти.

— Я поняла, — сказала она задумчиво. — И как же вы намерены отчитаться перед вашим шефом?

— Сказать по чести, еще не знаю. Может быть, сочиним что–нибудь? Трудно проверяемое, но достоверное.

— Владимир Александрович, вы отлично понимаете: Рюн в капкане. Не нужно быть провидцем и психологом, чтобы предсказать ему в недалеком будущем пулю по приговору ревтрибунала. Как он вел себя со мной… — она передернула плечами.

— Что ж, среди красных тоже достаточно дерьма… Пардон.

— Что значит «тоже»? — вскинула она голову.

— Только то, что в нашей контрразведке подобные дела — норма, — вздохнул Марин.

— А у красных исключение? — спросила она с вызовом.

— Конечно. Мы ведь с вами не в отделе пропаганды Освага, врать незачем… Если Рюн поймет, что я далек от цели, он меня отсюда уберет. Вам не кажется, что одной вам будет значительно труднее?

Она посмотрела на него с плохо скрытым превосходством, пожалуй, даже с какой–то жалостливой иронией, и он вдруг понял, что не только не проник в замыслы этой женщины, но даже близко к ним не подошел и, более того, в чем–то сдал свои собственные позиции. В развернувшейся между ними игре пока вела она, и он отчетливо это понимал.

— Владимир Александрович, — она недобро прищурилась, — я снова повторяю вам: если мы с вами не найдем общего языка, вы не доживете до утра.

За стеной камеры в коридоре послышались торопливые шаги, громыхнул засов.

— Крупенский, на допрос, — сдавленным голосом произнес Зотов.

Марин начал неторопливо застегивать пиджак и надевать пальто. Зотов, нервничая, снял фуражку и ожесточенно всей пятерней почесал голову. Лохвицкая презрительно посмотрела на него и пожала плечами. Марин заложил руки назад и вышел из камеры.

— Не разумно выдергивать меня так вот, среди ночи. Зачем давать ей пищу для раздумий? — резко заметил Марин.

— У меня нет другого выхода, — Зотов распахнул двери во двор. — Проходите, поговорим здесь.

Звезды меркли и гасли, начинался рассвет, тянуло легким ветерком. Марин прижался спиной к стене и вдруг ощутил, как она холодна, отодвинулся, сказал мрачно:

— Во время расстрела лучше не прислоняться.

— Что? — встрепенулся Зотов. — Почему?

— Неприятно, — объяснил Марин. — Ладно, не сверкай глазами. Что стряслось?

— Рюн — мародер, — тихо сказал Зотов и раскрыл ладонь. На ней лежало кольцо с бриллиантом и брошь с крупным изумрудом.

— Фьюить, — присвистнул Марин. — Ну–ка, ну–ка, подробнее?

— Я разбил вазу в его кабинете, она была переполнена этим барахлом. Это, так сказать, — образцы.

— Во–от оно как… — задумчиво сказал Марин, рассматривая кольцо. — Не менее десяти каратов, чистая вода, огромная ценность. Оно не оприходовано? — догадался он.

— Ты думаешь, что я проверил все бумаги в финчасти и что ни одна вещь не прошла по ведомостям?.. — с иронией спросил Зотов.

— А если он оправдается, выдумает что–нибудь? — с сомнением произнес Марин.

— Времени у нас остается в обрез, — хмуро заметил Зотов. — Решать надо. Рюн явится на службу через… — он посмотрел на часы. — Через три часа при самой большой удаче.

— Мне нужно оружие и набор ключей. Готовь побег…

— Хорошо, — кивнул Зотов. — Ровно в шесть утра выходите из камеры и идите свободно до поворота к дежурному, но не сворачивайте, а спускайтесь по боковой лестнице. Выход на улицу будет открыт.

Марин обнял Зотова:

— Прощай, брат, спасибо за все.

— Если доберешься до Севастополя, — Зотов улыбнулся. — Верю, что доберешься, должен… Так вот запомни: там на Графской пристани есть гостиница «Кист» и ресторан. Каждую среду и пятницу жди ровно полчаса, ну, скажем, с 15.30 до 16. Если почему–либо этот ресторан будет закрыт, неподалеку есть еще «Лебедь». Тогда там. Пароля не нужно. Человек тебя узнает в лицо.

До камеры дошли молча. Когда двери закрылись, Марин бессильно повалился на нары.

— Зачем вас вызвали? — спросила Лохвицкая.