Я хочу твоего мужа

— Ну, Березин, ты и дурак. Никогда нельзя признаваться. Никогда! Даже если тебя поймали со спущенными портками верхом на бабе, надо отпираться до самого конца. Говорить, что делаешь непрямой массаж сердца, отжимаешься, да хоть нефть в скважине ищешь!

— Может, твои девки настолько тупы, что это проглатывают...

— У меня они проглатывают все, что дам, — нагло бахвалится он, и у меня стойкое желание дать ему в морду.

— Рад за тебя, но с Кирой такое не пройдет. Она не дура и не пустышка.

— Жаль.

Я вообще не понимаю, зачем согласился пообедать с приятелями, и зачем рассказал о том, что происходит у нас с Кирой.

— Лех, ты не понимаешь. Они действительно любят ушами. Что скажешь, то и примут за чистую монету.

— А еще, — с видом знатока влезает Петька, — они до усрачки боятся остаться в одиночестве. Для них же смерти подобно, если их парень уйдет и будет счастлив с кем-то другим.

Мне почему-то кажется, что Кира уже ни хрена не боится. А вот меня потряхивает.

— Они если любят — сто пудов простят. Всегда прощают, сколько бы не говнялись. Надо просто момент подгадать и подмазать, где надо.

Я в душе не ведаю, где надо мазать у Киры. Этот ее взгляд до сих пор со мной. Пустой, чужой и отстранённый. В нем не было ни намека на возможное прощения и желание удержать любой ценой.

— И что мне делать?

— Не лезь к ней. Только хуже сделаешь.

— Как не лезть-то? Я боюсь, что на миг ее оставлю, и она тут испарится.

— Да никуда твоя Кира не денется, — отмахивается Антон, — а вот ты, если будешь ходить попятам и канючить, вымаливая прощение, только испортишь все окончательно. Любое твое действие будет воспринято в штыки. Ты можешь дом выстроить, тачку подарить, отделать все ее погоревшее кафе и все равно будешь хреновым. Так что не распыляйся. Это все мартышкин труд и потеря времени. Дай ей успокоиться, не лезь. Пусть остынет, придёт в себя, поймет, что жить без тебя не может, тогда и начинай возвращать. Напоминай о себе ненавязчиво, присылай цветы, например. Они все любят цветы, чуть позже притащи кота какого-нибудь.

— У нас так собака появилась, — хохотнул Петька, — я принес своей щенка. И она не устояла.

Херня какая-то.

— Но самое главное, — продолжал Антон, самозабвенно размахивая вилкой, на конце которой болтался кусок сосиски, — придется посадить либидо на цепь, чтобы грусть в глазах была натуральной, а ту цыпу, с которой зажигал, отправить в отставку. И если будет ерепениться, то придавить хорошенько, чтобы сучка знала свое место, а то еще пойдет к Кире, наговорит такого, после чего будешь выглядеть вообще бледно.

— Наговорила уже.

— В смысле? — они выжидающе таращатся на меня, и приходится рассказать про то, как Марина подвалила к жене в самом начале.

Вспоминаю свои чувства, когда Кира мне об этом рассказала. Раздражение через край, злость, но больше всего гордость. Я вдруг ощутил себя охрененным мужиком, ради которого самки готовы драться. Дурак.

В конце рассказа повисает тишина. Парни переглядываются, и наконец Антон спрашивает.

— Лех, а ты случаем не дебил?

— Дебил! — подтверждает Петр, — Дебилище!

— Сразу, как эта курица полезла к твоей жене, ты должен был ее выкинуть. Заткнуть так, чтобы и пикнуть не смела. Звёзд не паханных вокруг тьма, но ни одна из них не имеет права лезть к семье. Как только хотя бы глянула в ту сторону — все, пошла на хрен. А ты подобрал какую-то ошалевшую от наглости прошманде и продолжил с ней общение?!

Я если честно немного охренел. Уж от кого-кого, а от Антона такой яростной проповеди не ожидал.

— Не твои ли слова, что хороший левак укрепляет брак? — цежу сквозь зубы.

— Ключевое слово «хороший»! А твой — это просто звездец! Это каким надо быть тугим, чтобы такое сделать?

— Ну вот такой я, — огрызаюсь уже зло. Бесит, когда эти двое, на которых клейма негде ставят, отчитывают меня, как сопляка.

— Выгулять стручок на стороне — это святое, и для мужского организма крайне полезно, не дает заскучать и покрыться плесенью. Но сучка, с которой отжигаешь, всегда должна знать свое место. Понимать, что у нее эпизодическая роль второго плана.

— Ой, идите вы на хрен, со своими метафорами. Задрали, — подзываю официанта.

Настроение испорчено в ноль, а мне еще день дорабатывать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ ***

Не знаю, как быть, не понимаю. Будто руки отрубили и пальцами внутрь в одно место вставили. Понятия не имею, за что хвататься, чтобы исправить ситуацию.

Все-таки решаю начать с цветов. Выбираю самый роскошный букет, невольно думая, что в последнее время редко дарю жене цветы, подарки, редко куда-то с ней хожу. Мы оба в работе, и это совсем не способствует романтике.

Испытываю дикую потребность надеть ей кольцо на палец. Вернуть на законное место обручальное, или купить новое, заменитель. Любое, лишь бы приняла, но уже у прилавка с рядами сверкающих украшений торможу, вспомнив, что Киру не купишь. Только не ее.