Я Ходжа

– Наверное, лучше закопать тебя, всё равно ты умер. Стоит ли тратить мои и без того не бесконечные силы и возиться с трупом того, чьей смерти ждёт столько людей. Небо меня поймёт и будет свидетелем. Пожалуй, так я и поступлю. Пусть люди не поверят мне и будут смеяться, но я даже не стану брать эти драгоценности. Пусть их заберёт песок и сама Пустыня, это её добыча и её жертва…

Неожиданно из-под маски раздается какой-то звук. Что это – игра ветра, задувающего в щели золотых провалов глазниц на маске, или… Старик прислушивается и слышит тихий стон.

– Ах, ты ж… Да ты живой? – в изумлении восклицает Старик и, отбросив сомнения, начинает копать. Он копает всё быстрее и быстрее.

Песок под верхним слоем не так горяч, как сверху, рукам старика уже не так больно. Вот он уже почти освободил тело от песка и тащит на себя – но что-то мешает. Ещё одно усилие, и становится видно, что к руке человека в маске волосяным арканом привязана ещё чья-то рука. И на этой руке – драгоценный перстень с большим, темно-кровавым камнем. Старик в изнеможении опускается на песок, вытирает пот, поднимает лицо к небу:

– Аллах милосердный! Надеюсь, тут не все сорок разбойников?!

***

Раннее утро, рассвет. Солнце ещё не взошло, но вот-вот покажется на горизонте. Перед нами небольшое разрушенное поселение дворов на пять. Некоторые хижины ещё горят. Дым, крики животных, запертых в подожжённом хлеву. Всадники, которых мы видели в пустыне, вытаскивают жителей из домов, волокут к колодцу. На площадке, в центре поселения, у колодца, сидят напуганные местные жители, человек десять – старики и женщины. Вожак спрыгивает с коня, наклоняется к избитому, связанному старику.

– Ты старший? Где Ходжа?

– Я ходжа. Что тебе нужно?

– Ты знаешь, о ком я. Мне нужен Насреддин.

– Я ничего тебе не скажу. Не знаю.

– Тогда все умрут. Выбирай. Ты умрешь последним.

Вожака окликает один из воинов:

– Господин…

– Что тебе, Ибрагим?

– Мы обыскали всю деревню, только взрослые. Детей нет.

Вожак смотрит на Старика. Старик улыбается.

По знаку Вожака один из воинов, самый молодой и нетерпеливый, Джавад, достает саблю, закалывает старика.

Старик так и умирает с улыбкой, и это злит Вожака. Он с удовольствием бы стер эту улыбку, срезал бы её вместе с лицом, но время не ждёт, нужно ехать дальше. В толпе вой, плачут женщины. Молодой воин вытирает саблю:

– Дети, наверное, сбежали. Думаю, надо их найти.

Вожак поворачивает голову, его маска безо всяких эмоций. Он смотрит на молодого воина.

– Самый умный, Джавад? Снимай шлем.

Молодой воин смотрит, не понимая. Вожак снимает свой шлем с султаном, остаётся только в маске, протягивает его молодому воину.

– Будешь главным. Говори, что делать.

Молодой воин не смеет перечить. Видно, что он боится своего командира. Он отдает Вожаку свой шлем, обмотанный чалмой, надевает шлем вожака. В его голосе неуверенность:

– Видимо, они ушли по той дороге, другого пути нет. Догоним их?

Вожак легко запрыгивает на коня. Показывает плетью на связанных жителей.

– А с этими что?

– Ну… Зачем нам свидетели?

Остальные воины смотрят на Вожака. Связанные старики, женщины и дети тоже, затаив дыхание, ждут его ответа. Вожак поворачивается к воинам:

– Джавад теперь ваш командир, – его безликая маска упирается взглядом в лицо побледневшего Джавада. – Давай, приказывай!

Молодой воин, пробежавшись взглядом по лицам товарищей, робко улыбается, потом делает серьёзное лицо и говорит уже увереннее, в его голосе проявляются «железные» нотки. Перекрывая визг и крики сгорающих в хлеву животных, он кричит воинам:

– Ну? Чего встали! Убейте их!..

По команде нового командира воины достают сабли, идут к связанной толпе. Всадник в маске остается сидеть на коне. Его конь стоит, как вкопанный. Солнце, наконец, показалось из-за горизонта. Сквозь клубы чёрного дыма всадник смотрит на открывшиеся его взору горы. Их белоснежные вершины окрашены алым рассветом.

В толпе связанных пленников слышен плач, звучат глухие проклятия, в клубах скрывшего всё чёрного дыма слышны чмокающие удары сабель, хрипы и стоны умирающих…

***

Древний восточный Город.

Мы видим большую площадь перед дворцом Эмира. Обычно она заставлена переносными лотками и повозками, с которых местные и приезжие торговцы продают свои товары. Так уж повелось на Востоке, что любое открытое пространство, не занятое постройками, моментально превращается в стихийный рынок. А по прошествии многих лет, когда люди привыкают к этому, у них даже мысли не возникает, что архитектором, создавшим это место, задумывалось нечто другое.

Но сегодня центр площади пустой, никого нет. Все временные прилавки, телеги и переносные шатры убрали по приказу начальника стражи Эмира ради ежегодного праздника, посвящённого дню урожая. И это тоже традиция, к которой за многие годы привыкли горожане. Только по краям площади, прижимаясь к стенам лавок и домов, стоят жители города. Они пришли по приказу глашатая, который передал волю Эмира.