Я, Клавдий. Божественный Клавдий

После смерти Луция встал вопрос о подходящей паре для Эмилии. У Августа возникла близкая к истине догадка, что Ливия прочит ей в мужья не кого иного, как меня, а он с нежностью относился к девочке и даже помыслить не мог о том, чтобы выдать ее за такого калеку. Август решил воспротивиться этому браку; на этот раз, обещал он себе, Ливии не удастся настоять на своем. Случилось так, что вскоре после смерти Луция Август обедал у Медуллина, одного из своих старейших военачальников, происходившего по прямой линии от диктатора Камилла.[55] После нескольких кубков вина Медуллин с улыбкой сказал Августу, что у него есть внучка, которую он очень любит. Она сделала неожиданно большие успехи в литературных занятиях, и насколько он понял, благодарить за это надо юного родственника его достопочтенного гостя.

Август был удивлен.

— Кто бы это мог быть? Ума не приложу. Я ничего об этом не слышал. Что происходит? Тайный роман под литературным соусом?

— Нечто в этом роде, — сказал, улыбаясь, Медуллин. — Я разговаривал с молодым человеком, и, несмотря на его физические недостатки, он мне понравился. Он еще себя покажет. У него открытая и благородная натура, а своей ученостью он произвел на меня весьма большое впечатление.

Не веря ушам, Август спросил:

— Неужто ты имеешь в виду Тиберия Клавдия?

— Да, именно его, — сказал Медуллин.

Внезапно лицо Августа просветлело — видно, он что-то решил, — и он спросил с неприличной поспешностью:

— Послушай, Медуллин, старый друг, ты бы не возражал, если бы Клавдий стал мужем твоей внучки? Если ты согласишься на этот брак, я буду очень рад устроить его. Номинально глава дома сейчас Германик, но в подобных делах он прислушивается к советам старших. Спору нет, не всякая девушка сумеет преодолеть свое отвращение к глухому и хромому заике, и мы с Ливией, естественно, не хотели его никому навязывать. Но если твоя внучка по собственной воле…

Медуллин сказал:

— Девочка сама заговорила со мной об этом браке и очень тщательно взвесила все «за» и «против». Она говорит, что Тиберий Клавдий — скромный, правдивый и добрый юноша, что из-за хромоты его никогда не отправят на войну и не убьют…

— И он не будет бегать за другими женщинами, — смеясь, закончил Август.

— …И что глух он только на одно ухо, а что до его здоровья вообще…

— Плутовка, верно, рассудила, что на ту «ногу», которая более всего заботит честных жен, он не хромает. И правда, почему он не может стать отцом вполне здоровых детей? Мой старый, хромой, запаленный жеребец Буцефал произвел больше победителей в гонках, чем любой другой племенной конь в Риме. Но, шутки в сторону, Медуллин, твой род — один из самых почтенных, и семья моей жены будет горда породниться с вами. Ты серьезно хочешь сказать, что одобряешь этот союз?

Медуллин ответил, что девочку могла ждать куда худшая участь, не говоря уж о неожиданной чести вступить в родство с самим отцом отчизны.

Так вот, его внучка, Медуллина, была моей первой любовью, и, клянусь, во всем свете было не сыскать такого прелестного создания. Я встретил ее летом в Саллюстиевых садах, куда меня привел Сульпиций, так как Афинодор был болен. Дочь Сульпиция была замужем за дядей Медуллины, Фурием Камиллом, выдающимся воином, который шесть лет спустя был назначен консулом. Когда я увидел ее впервые, я был поражен не только ее неожиданным появлением — она подошла ко мне со стороны глухого уха в то время, как я был поглощен чтением, и когда я поднял глаза от книги, она стояла, склонившись надо мной, и смеялась, — но и ее красотой. Медуллина была тоненькая, с густыми черными волосами, белой кожей и темно-синими глазами, движения ее были быстрые и легкие, как у птички.

— Как тебя зовут? — спросила она дружески.

— Тиберий Клавдии Друз Нерон Германик.

— О, боги, так много имен! Меня зовут Медуллина Камилла. Сколько тебе лет?

— Тринадцать, — сказал я, ни разу не заикнувшись.

— Мне только одиннадцать, но, спорю на что угодно, я перегоню тебя, если мы побежим к тому кедру и обратно.

— Значит, ты чемпионка по бегу, да?

— Могу перегнать любую девочку в Риме и своих старших братьев — тоже.

— Боюсь, ты выиграешь за мой невыход на состязание. Я совсем не могу бегать, я — хромой.

— Ах, бедняжка! Как же ты сюда добрался? Хромал всю дорогу?

— Нет, Камилла, в носилках, как ленивый старик.

— Почему ты называешь меня вторым именем?

— Потому что оно больше тебе подходит.

— Откуда ты это знаешь, умник?

— Этруски дают имя «Камилла» юным охотницам — жрицам Дианы. С таким именем просто нельзя не быть чемпионкой по бегу.

— Мне это нравится. Я никогда не слышала об этом. Я велю всем моим друзьям звать меня теперь Камилла.

— А ты зови меня Клавдий, ладно? Это имя подходит мне. Оно означает «калека». Дома меня зовут Тиберий, но это неподходящее для меня имя, ведь в Тибре очень быстрое течение.

Камилла рассмеялась.

— Хорошо, Клавдий. А теперь расскажи мне, что ты делаешь целыми днями, если не можешь бегать с другими мальчиками.

— Читаю, главным образом, и пишу. В этом году я прочитал кучу книг, а сейчас всего лишь июнь. Эта — на греческом.