Я — легенда

Even so, he shuddered at the strangled sound of horror she made when he threw her on the sidewalk outside.	И все же он содрогнулся, услышав чудовищный крик ужаса, вырвавшийся у нее, когда он выбросил ее на тротуар.
She lay twisting helplessly on the sidewalk, hands opening and closing, lips drawn back from red-spotted lips.	Нечеловечески скалясь, она беспомощно извивалась, суча руками и ногами.
Robert Neville watched her tensely.	Роберт Нэвилль терпеливо наблюдал.
His throat moved. It wouldn't last, the feeling of callous brutality.	Кадык его задвигался, ощущение жестокости происходящего, смертельной жестокости, не оставляло его.
He bit his lips as he watched her.	Губы его дрогнули, но он продолжал наблюдать.
All right, she's suffering, he argued with himself, but she's one of them and she'd kill me gladly if she got the chance.	Да, она страдает, - убеждал он себя, - но она из них и с удовольствием при случае прикончила бы меня.
You've got to look at it that way, it's the only way.	Только так надо к этому относиться, только так.
Teeth clenched, he stood there and watched her die.	Стиснув зубы, он стоял, наблюдая, и ждал, когда она умрет.
In a few minutes she stopped moving, stopped muttering, and her hands uncurled slowly like white blossoms on the cement.	Через несколько минут она затихла и замерла, раскинув руки словно белые цветы.
Robert Neville crouched down and felt for her heartbeat.	Роберт Нэвилль нагнулся пощупать пульс.
There was none.	Никаких признаков.
Already her flesh was growing cold.	Тело уже остывало.
He straightened up with a thin smile.	Довольно улыбаясь, он выпрямился.
It was true, then.	Значит, он был прав.
He didn't need the stakes.	Ему больше не нужны колышки.
After all this time, he'd finally found a better method.	Наконец-то лучший способ найден.
Then his breath caught.	Он вновь пришпорил "виллис" и тормознул только возле магазинов, чтобы слегка подкрепиться. Чувство удовлетворения перерастало в нем в самодовольство. Но вдруг дыхание перехватило.
But how did he know the woman was really dead?	Но почему он решил, что женщина умерла?
How could he know until sunset?	Как он мог это утверждать, не дождавшись захода солнца?
The thought filled him with a new, more restless anger.	Безотчетный гнев охватил его.
Why did each question blight the answers before it?	Какого черта он задает вопросы, после которых все ответы сходят на нет?