Я люблю другого

Она взглянула на My, целиком увлеченную бурным разговором, и, услышав ее смех — такой звонкий и такой счастливо-заливистый, — внезапно ощутила острый укол жалости и тревоги. Бедняжка My! Она всегда так болезненно воспринимала враждебное отношение окружающих.

Ах, как была бы счастлива My, будь она дочерью какого-нибудь всеми уважаемого сельского жителя!

Приглашения на вечеринки, девичьи посиделки, местные соревнования по теннису!

Она бы могла копить понемножку и потом к охотничьему балу сшить себе новое платье, а потом целый год томиться страстным ожиданием очередных каникул, которые можно будет провести на море или еще в каком-нибудь изумительном местечке, где всегда собирается молодежь из порядочных семей…

О, My сумела бы насладиться в полной мере каждой секундой такой жизни, не прося у судьбы большего, чем хороший юмор, доброта и внимание окружающих (ведь она так молода и отнюдь не лишена привлекательности!); а чего еще, спрашивается, желать девушке, как не прочного положения в узком дружеском кругу?

В самом деле, как мало нужно для счастья, и вот именно этого-то, как назло, My никогда и не видать!

Фенела невольно вздохнула в лад своим мыслям и немедленно услышала обращенный к ней вопрос Рекса Рэнсома:

— Что вас так беспокоит? Поделитесь со мной, пожалуйста. Знаете, говорят: «Ум хорошо, а два лучше».

Фенела улыбнулась в ответ.

— Я представляла себе будущее.

— О, не слишком-то мудро, согласитесь!

— Вы вправду так думаете? — недоверчиво переспросила Фенела. — А я-то думала, что вы чрезвычайно практичный человек, из тех, что всегда все планируют заранее и уж непременно страхуют свою жизнь.

— Неужели я действительно кажусь таким занудой?! — воскликнул он и заставил девушку взять свои слова обратно.

Первым засобирался домой сэр Николас Коулби, разбив так славно засидевшуюся у огня компанию.

— Пожалуйста, прошу меня простить, — в своей обычно смущенной, запинающейся манере заговорил он, — но… но, кажется, мне пора домой.

— О, мой мальчик, заходите еще, если будете рядом, — великодушно пригласил Саймон. — Мы всегда будем рады вас видеть!

— Как это любезно с вашей стороны, сэр.

— О, добро пожаловать, я очень люблю гостей, тем более что здесь, в этой глуши, главная беда — жуткая скука.

— Рада, что ты отважился признать это, — не преминула вставить Илейн.

— Брось, тебе ли жаловаться! — оборвал ее Саймон. — Не успела ты приехать, как в первый же вечер в Фор-Гейблз пожаловали два чудесных молодых человека, — радуйся.

— Боюсь только, что Рекс не подходит ни под категорию «молодой», ни «чудесный», — опять не утерпела Илейн. — А вот сэр Николас, напротив, очень даже подходит.

И она протянула юноше руку, ослепив пленительной улыбкой и не менее чарующим взором.

Коулби распрощался за руку со всеми по очереди, заикаясь, пробормотал слова благодарности Фенеле, после чего Рекс Рэнсом проводил его до входной двери.

— А теперь пора спать, — заявила Фенела, полагая, что строгость нужна ради блага самой My.

Не стоит ребенку засиживаться допоздна… однако как тут уйдешь? Кажется, Саймон не шутил, когда протестующе завопил:

— Глупости! Не так уж часто я приезжаю. Можно разок нарушить все правила и режим!

— Ладно, если только утром ты обещаешь успокоить Нэнни, — согласилась Фенела, — и не раздражаться, когда твой завтрак будет готов не раньше полудня.

— Я сам о себе позабочусь, — пообещал Саймон, сделав вид, что обиделся на грубоватый смех присутствующих.

— Ага, только дом не спали! — веселилась My. — Помнишь, как ты оставил всю ночь кипятиться свои кисти, и как рассердилась Нэнни, обнаружив, что ты воспользовался ее кастрюлькой для молока?

В комнату вернулся Рэкс Рэнсом и сел у огня.

— Весьма достойный молодой человек, — заметил он. — Он сделал все, что было в его силах, чтобы помочь мне, и даже больше, чем я просил.

— А я бы так хотела побывать в Уэтерби-Корт! — неожиданно заявила My. — Наверно, это удивительный дом, ужасно старинный!

— Разве вы никогда там не были? — удивился Рэнсом.

— Вряд ли нас когда-нибудь пригласят, — тоскливо ответила девочка.

— Но почему же? — опрометчиво вырвалось у Рэкса.

Помявшись с минуту, My сказала-таки правду.

— Неужели не понятно? Здесь с нами никто не знается. Вот почему мои одноклассницы скорее умрут, чем пригласят меня в гости. Меня бы и из школы давно выгнали, да уж недолго учиться осталось. И, поверьте, для всех будет настоящий праздник, когда они наконец со мной распрощаются.

My говорила с неожиданной горечью, от которой щемило сердце. Повисло тяжелое молчание, потом Саймон, встав с софы и замерев перед огнем, сказал:

— Милое мое дитя, если ты собираешься огорчаться из-за любого слова, сказанного каждым придурком, то будешь крайне несчастна всю свою жизнь. Тебе выпала честь — да-да, именно честь! — родиться в образованной, интеллигентной семье! Чего же тебе еще?

— Много чего! — с жаром откликнулась My.

Тут Фенела подалась вперед и успокаивающе накрыла ладонью ручку My, стараясь остановить слова, готовые сорваться с губ сестры.