Я люблю Париж

— Со всеми из рекорд-компании встретился? — Мне пришло в голову, что вопросы свои я могу задавать хоть до посинения, но он все равно не станет на них отвечать. С того момента, как мы вышли из гостиницы, его словно кто-то выключил, нажав какой-то тумблер. Я конечно, не оратор. И он обычно не слишком разговорчив, но сейчас он вел себя очень странно.

— Да, все нормально, — сказал он, взял себе хлеба и стал задумчиво отколупывать корочку. — Расскажи, как у тебя.

— Встала, купила кабель для «Мака», пришла домой, запостила сообщение и стала ждать тебя, — резюмировала я. — Ну-ка давай выкладывай. Что у тебя сегодня были за интервью? Ты успел сказать всей Франции, как сильно любишь меня?

— О, перестань, Энджел! — Алекс скорчил недовольную гримасу. — Я трепался весь день. Можно, мы часик обойдемся без вопросов?

— О'кей, — сказала я, стараясь подстраиваться под его переменчивое настроение. — Э-э, а что мы будем делать после обеда?

— Еще не знаю.

— Ну понятно. — Я закусила губу и на мгновение задумалась. — Я сегодня наткнулась на один красивый садик в Марэ.

— В самом деле? — Алекс кивнул официанту, когда тот поставил перед нами две тарелки с мясом и картофелем фри. — Расскажи.

— Он был чудесный. — Я приложила все усилия, чтобы не отвлекаться на гигантский кусок мяса, который лежал на тарелке и дразнил меня. Боже, как же я люблю еду. — Там был такой восхитительный дворик, окруженный изысканными арками, а дальше — сад с кронами, тщательно подстриженными в форме какого-то извилистого рисунка. Там такое умиротворение и тишина. Такая разница с Нью-Йорком.

— Это музей Карнавале? — спросил он, перед тем как отправить очередную порцию в рот.

— Да! Я была в таком восторге. — Я с энтузиазмом закивала. — Надо еще разок сходить туда, если будет время. Я все забываю, что ты знаешь все в округе как свои пять пальцев.

— Ну, не знаю. — Он взглянул на свою тарелку. — Завтра у тебя обед с Луизой, так? В воскресенье будет фестиваль, а в понедельник уже домой.

— Такая жалость, — сказала я, погружая свой нож в мясо словно в масло. О, это явно отменное блюдо. — Мне хотелось, чтобы мы успели сделать гораздо больше.

— А я не могу дождаться, когда мы вернемся домой. — Алекс налил нам еще вина. — Все оказалось не так хорошо, как я себе представлял.

— О. — В этот момент мне показалось, что я ем самый лучший стейк на свете из «Стаг Инн»[54]. — Ты не рад?

— Погоди, я не имел в виду, что не рад твоему присутствию, — попытался пояснить он свою мысль. — Просто не думал, что придется столько работать. Да, быть популярным — это ужасно, правда? — Я хотела вскинуть бровь, но оказалось, мне больно это сделать.

— Да, не очень. — Он одарил меня полуулыбкой и снова помрачнел. — И знаешь, надо было мне пораньше вспомнить о том, что Париж не самое лучшее место для моего отдыха. Мне здесь просто некомфортно.

Было нетрудно догадаться, что он хотел сказать, но я пообещала себе, что сегодня с моих губ не слетит имя, Солен.

— Я очень рад, что ты здесь, — добавил он, откладывая нож и вилку. — И мне жаль, что мы провели вместе не слишком много времени.

— Мы сейчас вместе, — сказала я, вымучивая улыбку. — Но тебе придется поговорить одному, пока я не съем это замечательное мясо.

— А может, мы оба сначала поедим, а потом поговорим? — попытался поторговаться Алекс, поглаживая своей ногой мою. — Ты только послушай всех остальных рядом с нами.

— Тебе легко говорить, — сказала я с набитым кровавым мясом ртом. Я поднесла руку к губам — но этот этап мы вроде бы миновали. Я надеюсь. — Ты-то можешь понять, о чем речь.

— А тебя бесит, что ты не можешь, — сказал он и впервые за прошедший час искренне улыбнулся.

— Я писатель, я пытливая, — запротестовала я.

— Ты шумная, — парировал он.

— По-моему, мы хотели поесть, а не поговорить.

Алекс наколол кусок мяса на вилку и осклабился.

— Ну как — чувствуешь изменения? — спросила я позже, когда мы шли по улицам, уплетая мороженое. Было еще тепло, у меня потекло мороженое, и Алекс остановился, чтобы слизать его с моей руки.

— Какие изменения? — спросил он, возвращаясь к своему рожку и весело раскачивая наши сцепленные руки. Вторая бутылка вина и шампанское, которые я заказала, когда он отлучился в туалет, раскрепостили его.

— После тридцатилетия, — объяснила я. — Есть изменения?

— Не-а, — не задумываясь ответил он. — Как тебе мороженое?

— У тебя не получится отвлечь меня, — отозвалась я столь же стремительно. — Должен же ты чувствовать хоть какие-то изменения.

— Да вроде нет, — сказал он, выводя меня на мостовую, на противоположной стороне которой в маленьких магазинчиках пестрели разноцветные ткани. — А я изменился внешне?