Я, Лунин…

— К тому же Дмитрий Романович охарактеризовал вас с самой лучшей стороны. — Улыбка вновь осветила круглое лицо подполковника. — Как же это он вчера сказал? — Летягин на секунду зажмурился, а потом процитировал: — Человек он любопытный, но неконфликтный. — Подполковник ткнул толстым коротким пальцем в бок Ильи. — Это Дмитрий Романович про вас. Так что любопытство ваше мы по мере сил будем удовлетворять, ну а раз вы неконфликтный, так и мы тем более.

Антон Александрович вновь взглянул на свою подчиненную и укоризненно покачал головой:

— Ирусик, вот ты сидишь, а человек, между прочим, с дороги. Ты бы хоть чайку ему предложила.

Взмахнув рукой на прощание, подполковник стремительно выкатился из кабинета.

— Своеобразный персонаж, — пробормотал Лунин, когда дверь за Летягиным закрылась.

— Это вы сейчас о его фигуре? — сухо уточнила Ирина Владимировна.

— Ну, как сказать, — Лунин смущенно пожал плечами, — в целом. Хотя фигура у него, конечно, тоже запоминающаяся.

— Раньше он совсем другим был. — В голосе Шестаковой вдруг послышались нотки сожаления. — Когда его к нам из Красноярского края перевели четыре года назад, его за глаза либо Мальчик-с-пальчик называли, либо Мизинчик. Ну а что, росточка он маленького, сам худющий был, лысый, ну вылитый мизинчик.

— И кто же это его так здесь откормил?

— Нашлись добрые люди, — неопределенно ответила Ирина Владимировна, не глядя на Лунина. Немного помолчав, она продолжила: — Три года уже прошло с того случая. Уж не знаю, с чего ему вечером гулять приспичило, но шел он вроде как в сторону своего дома. Часов десять уже, октябрь. Темно в это время, сами понимаете. Услышал какой-то шум поблизости, крики, ну и свернул посмотреть. А там на детской площадке парни молодые какую-то деваху тискали. Что там и как было, никто не знает, может, все и по согласию. Ни парней, ни девицы мы так и не нашли, но, со слов Антона Александровича, дамочка вырывалась, требовала, чтобы ее отпустили. Ну, Летягин и сунулся к ним, начал, так сказать, законность восстанавливать. Вот и восстановил на свою голову.

Шестакова тяжело вздохнула и, выйдя из-за стола, подошла к окну. На подоконнике стоял некогда белый, но пожелтевший от времени и накипи пластмассовый электрический чайник. Лунин, машинально переведший взгляд в сторону окна, со своего места видел две шестнадцатиэтажные башни из трех, возвышающиеся на другой стороне улицы. На крышах домов четко выделялись на фоне прозрачно-голубого, переходящего в белизну неба алые буквы: ГОРОД СМЕЛЫХ.

— Так вы чай будете пить? — Ирина Владимировна оглянулась, и впервые за время их недолгого знакомства Илье показалось, что во взгляде ее не было явной неприязни.

— Буду, — торопливо отозвался Лунин, — хотя, конечно, кофе было бы лучше.

Ничего не ответив, Шестакова щелкнула кнопкой чайника. Там же, на подоконнике, Илья заметил несколько кружек, небольшую коробочку рафинада и банку кофе.

— Так, а что потом было? — решился прервать немного затянувшееся молчание Лунин.

— Потом? — Ирина Владимировна стояла лицом к окну и, судя по высоко поднятой голове, тоже, очевидно уже в тысячный раз, перечитывала гордую надпись на крышах домов. — Потом Антон Александрович стал таким, как сейчас. Вам кофе с сахаром?

— Да, — кивнул Илья ей в спину, — два кусочка, если можно.

— Когда его обнаружили, у него оказалось три ножевых ранения, все в живот. Представляете? Вообще непонятно, как он с такой кровопотерей выжил, но через три дня его уже перевели из реанимации в обычную палату. Мы его чуть ли не всей толпой навещать ходили. А потом, — Ирина Владимировна поставила на стол перед Ильей кружку с кофе, — он начал стремительно набирать вес. Почему, врачи так толком и не разобрались, сказали, что после перенесенных ранений у него нарушился обмен веществ.

Осмысливая услышанное, Лунин поднес ко рту кружку с кофе и, машинально сделав слишком большой глоток, тут же обжег себе язык.

— Ой! — вскочил со стула Илья. — У меня же в машине Рокси сидит. Сбегаю посмотрю, как она там.

— Рокси, это вообще кто? — заинтересовалась Шестакова. — Жена или кошка?

— Это болонка. — Лунин почувствовал, что уже который раз за день смущенно краснеет.

— И вы ее оставили запертой в машине? На жаре? — возмутилась Ирина Владимировна. — Несите ее сюда немедленно.

— У меня машина в тени стоит, у елки, — попытался оправдаться Илья, — и окошко я приоткрытым оставил.

— Идите! — не терпящим возражений голосом произнесла Шестакова. — Окна закройте, пока у вас машину не обворовали, а болонку свою несите сюда. Только заверните ее во что-нибудь, чтоб незаметно было.