Я, Мона Лиза

На некрашеных деревянных ступенях были свалены сокровища, собранные за последние месяцы маленькими «херувимами»: золотые ожерелья, горы жемчуга, ворохи вышитого бархата, атласа и шелковых шарфов, золоченые ручные зеркальца, серебряные расчески и щетки, плетеные золотые сеточки для волос, отделанные бахромой гобелены, персидские ковры, вазы и керамика, скульптуры и картины. Статуи Зевса, Марса, Аполлона, Эроса, Афины, Геры, Артемиды, Венеры и Геракла, символа Флоренции. И множество картин на деревянных досках, холсте, камне, этюды на бумаге, выполненные серебряным карандашом, красным мелком, обычным карандашом и чернилами. Все эти крамольные вещи были собраны по одному принципу: языческая тематика и обнаженная натура. Меня охватило то чувство, которое я впервые испытала, войдя в кабинет Лоренцо: благоговейный трепет перед таким богатством и красотой.

Зазвучали фанфары, заиграли лютни. Франческо подтолкнул меня локтем, кивнув на картину, которую я продолжала держать в руках.

Я подошла к костру вместе с остальными знатными гражданами, стремящимися публично продемонстрировать свое благочестие. Все ярусы оказались забиты предметами искусства; доски, из которых они были сколочены, пропитали скипидаром; я отвернулась от удушающих паров и пристроила портрет Наннины бочком между парой высоких тяжелых подсвечников из бронзы, отлитых в виде обнаженных женщин с простертыми вверх руками.

Повернувшись от незажженного костра, я кого-то задела и, подняв взгляд, увидела грозного старика во всем черном до самой шеи. Узнав его, я остановилась. Он разменял шестой десяток; бледное раздувшееся лицо, глаза с покрасневшими веками, висящий двойной подбородок.

«Сандро», — прозвучал у меня в голове голос Леонардо, и я сразу представила себе этого человека на несколько лет моложе, когда он подносил ко рту ножку жареной перепелки, при этом усмехаясь и шутя: «Увы, милая пичуга…»

Сейчас Сандро не улыбался, в его измученных глазах я увидела при свете мигающих факелов безграничную скорбь.

Он смотрел на меня и не узнавал, все его внимание поглотила картина, которую он судорожно сжимал в руках. Там была изображена женщина, стройная, длинноногая, с жемчужно-белой кожей. Она была обнажена, если не считать того, что одну ее грудь прикрывала прядь янтарных волос. Правую руку женщина воздела к недорисованному небу.

Художник в последний раз с горечью и нежностью взглянул на картину, а затем в приступе решимости отбросил ее, зашвырнув на ближайший ярус, прямо поверх урны, где она покачалась, грозя соскользнуть.

Я посмотрела, как Сандро скрылся в толпе, и вернулась к мужу.

Под звон колокола на башне дворца четверо предводителей детского войска спустились с платформы и взяли в руки горевшие факелы. Пучки соломы и щепы были заранее разложены с четырех сторон лестницы: два в центре и два по краям.

Затрубили трубы, запели лютни, зазвенели металлические тарелки, и толпа стихла, когда одетые в белое мальчишки собрались возле пророка и дружно запели своими прелестными высокими голосами церковный гимн.

Солома занялась быстро, в небо взвились черные клубы дыма. Деревянные доски разгорались медленнее, источая острый запах смолы; сокровища начали тлеть, выпуская тонкие струйки черного дыма.

Целых два часа я стояла рядом с Франческо и смотрела, как горит костер; на моих глазах жемчужная богиня Боттичелли почернела и растаяла. Вначале я притоптывала, чтобы согреться, но когда верхние ярусы обуглились и рухнули, пламя с гулом метнулось вверх. Я перестала кутаться в накидку, щеки у меня так разгорелись, что я начала прижимать к ним ладони, пытаясь их остудить.

В конце концов, жар от костра вынудил нас отодвинуться. Франческо дотронулся до моего локтя, но я какую-то секунду еще стояла на месте, словно вросла в землю. Я продолжала смотреть на гудящее пламя красно-оранжевого цвета на фоне розовеющего неба. Бесценные сокровища уже почернели и обуглились.

Я покрылась испариной, когда мы вернулись к нашей карете. Пока мы ехали домой, поднялся ветер, разнося по воздуху красные искорки пепла, которые летели, словно светлячки, и оседали на фасадах домов.

— Сегодня ночью наверняка будут пожары, — заметил Франческо.

Я ничего не ответила. Сидела, отвернувшись к окну, и смотрела, как оседает пепел, светлый и тихий, как снег.

LXII

«Пьеро намерен напасть на город. Ходят слухи, что он планирует приблизиться с севера. Самое вероятное, что он снова двинет свои силы из Сиены. Будьте готовы. Впрочем, чересчур тревожиться не стоит, у него лишь люди Орсини и отряд наемников, в общей сложности тринадцать сотен человек или около того. Этого мало.