Я надену полночь

— Тебя допрашивали два представителя аристократии в присутствии своих солдат, не так ли?

Тебя об этом никто не предупредил заранее? Никто не зачитал тебе твои права? И ты говорила, что Барон принял на веру бездоказательные заявления о том, что ты убила его отца, кухарку и украла деньги?

— Полагаю, Роланд очень сильно пытала не принимать их на веру, — ответила Тиффани. — Кто-то просто ему соврал.

— Значит мы должны это опровергнуть, совершенно определенно. Ему не следует разбрасываться необоснованными обвинениями в убийстве направо и налево. Так он может влипнуть в крупные неприятности!

— Ох, — произнесла Тиффани. — Я не хочу причинять ему вреда! — Нельзя было сказать с определенностью, когда именно Жаб улыбается, поэтому Тиффани просто предположила. — Я сказала что-то смешное?

— Вовсе нет, правда, напротив — нечто грустное и одновременно забавное, — ответил Жаб. – Забавное, потому что, в данном случае, это ложка дегтя. Данный молодой человек выдвинул против тебя такие обвинения, которые в большинстве стран нашего мира привели бы тебя на плаху, и ты еще не желаешь причинять ему никакого вреда?

— Я знаю, это звучит сентиментально, но Герцогиня все время на него давит, а девица на которой он собирается жениться вечно на мокром месте, словно…  — она запнулась. На лестнице ведущей из зала раздались чьи-то шаги, и они точно не были похожи на подкованные сапожищи стражников.

Это была Лютиция, будущая невеста — вся в белом и в слезах. Она подошла к решетке камеры Тиффани, повисла на ней и принялась рыдать, причем не навзрыд, а с бесконечными поскуливаниями, шмыганьями носом, утираниями и без того насквозь мокрыми от слез кружевными манжетами.

Девушка даже не смотрела на Тиффани, она рыдала в ее направлении.

— Мне так жаль! Мне, правда, очень-преочень жаль! Что ты обо мне думаешь?

Вот она, явилась, во всей красе проблема всех ведьм. Единственное существование этой персоны заставило Тиффани, всего на один вечер, поразмышлять о возможности воспользоваться восковой фигуркой и булавками. Конечно она не стала этого делать, потому что подобных вещей делать нельзя, и на это очень неодобрительно смотрят остальные ведьмы, а еще это просто отвратительно и опасно, и сверх того, у нее просто не было под рукой булавок.

И вот это несчастное создание бьется перед ней в своего рода агонии, такая жалкая, будто вся ее надменность и гордость были смыты потоком горьких слез. Почему бы тем же потоком не смыть ее ненависть? А, и честно говоря, никакой особенной ненависти-то и не было, скорее нечто вроде несварения

. Она давно знала, если нет светлых волос, то не бывать ей дамой общества. Потому что это просто противоречит всем известным сказкам. Просто она не хотела этого признавать.

— Я никогда не хотела, чтобы все зашло настолько далеко! — пробулькала Летиция. — Мне, правда, очень, очень жаль. Даже не знаю, о чем я только думала! — И по глупому кружевному платью потекли новые потоки слез, и… о, нет! На идеальном носике повисла капелька.

Пораженная до глубины души Тиффани с ужасом наблюдала, как без того заплаканная девушка разразилась ручьями и… о, нет! Она не может так поступить! Нет, именно так она и поступила — она выжала платок на пол, который и без того уже был влажным от бесконечных потоков слез.

— Послушай, я уверена, все не так уж плохо, — Тиффани старалась не прислушиваться к неясному шороху, разносящемуся по камням. — Если б ты только на секундочку перестала реветь, то я уверена, мы бы во всем, чем бы оно не являлось, разобрались.

Это вызвало новые потоки слез и самый настоящий, старый добрый всхлип, который редко встретишь в настоящей жизни, до сего момента. Тиффани знала, что плачущие люди обычно говорят «буу-хуу» или так об этом писали в умных книгах. И никто

никогда не говорил так в реальной жизни. Однако Литиция делала именно так, прицельно намочив всю лестницу. Но было и еще кое-что. Тиффани уловила задумки словно они были отчетливо и прямо произнесены, и хотя они были довольно влажными, они отпечатались в ее мозгу.

Она подумала: «Ух ты, правда?» Но прежде чем она смогла что-то ответить, снова послышались шаги на лестнице. В мгновение ока тут оказались Роланд, Герцогиня и несколько ее телохранителей в сопровождении Брайана, который выглядел очень озабоченным тем фактом, что чужие солдаты топчут его родные камни, и раз подобное осквернение святынь имеет место быть — он обязательно должен быть поблизости.

Роланд поскользнулся на влажном полу и осторожно обхватил руками, словно стараясь защитить, Летицию, которая слегка хлюпала и совсем неслегка подтекала. Герцогиня нависла над ними, заняв собой практически все свободное пространство, оставшееся для телохранителей, которым ничего не оставалось, как потесниться с недовольными друг другом рожами.

— Что ты с нею сделала? — потребовал ответа Роланд. — Как тебе удалось ее сюда заманить?

Жаб прочистил было горло, чтобы ответить, но Тиффани подло пнула его в бок ботинком.