Я научила женщин говорить

О, есть неповторимые слова,Кто их сказал – истратил слишком много.Неистощима только синеваНебесная и милосердье Бога.Зима 1916Севастополь

«Высокомерьем дух твой помрачен...»

Высокомерьем дух твой помрачен,И оттого ты не познаешь света.Ты говоришь, что вера наша – сонИ марево – столица эта.Ты говоришь – моя страна грешна,

А я скажу – твоя страна безбожна.Пускай на нас еще лежит вина,—Все искупить и все исправить можно.Вокруг тебя – и воды, и цветы.Зачем же к нищей грешнице стучишься?Я знаю, чем так тяжко болен ты:Ты смерти ищешь и конца боишься.1 января 1917Слепнево

«Там тень моя осталась и тоскует...»

Там тень моя осталась и тоскует,В той светло-синей комнате живет,

Гостей из города за полночь ждетИ образок эмалевый целует.И в доме не совсем благополучно:Огонь зажгут, а все-таки темно...Не оттого ль хозяйке новой скучно,Не оттого ль хозяин пьет виноИ слышит, как за тонкою стеноюПришедший гость беседует со мною?3 января 1917Слепнево

«Да, я любила их, те сборища ночные...»

А. Л.

[38]

Да, я любила их, те сборища ночные, —На маленьком столе стаканы ледяные,Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,Камина красного тяжелый, зимний жар,Веселость едкую литературной шуткиИ друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.5 января 1917Слепнево

«О композиторе Артуре Лурье, с которым она сблизилась в самом начале 20-х годов и который, тогда же уехав с Ольгой Судейкиной, «героиней» «Поэмы без героя», в Париж, писал много лет спустя: «Мы жили вместе, втроем, на Фонтанке... Ане сейчас 73. Я помню ее 23-летней»,– Ахматова вспоминала обычно в связи с кем-то: с Мандельштамом, с Ольгой, с «Бродячей собакой». Посмеиваясь, рассказала, что «Артур обратился с просьбой из Америки»: не может ли она, пользуясь своим положением, содействовать постановке в Советском Союзе его балета «Арап Петра Великого». «Ничего умнее, чем балет о негре среди белых, он там сейчас придумать не мог»,– тогда было время расовых столкновений».

Анатолий Найман. «Рассказы о Анне Ахматовой»

«Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой...»

Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,Смотрю взволнованно на темные палаты?Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,Уже судимая не по земным законам,Я, как преступница, еще влекусь туда,На место казни долгой и стыда.И вижу дивный град, и слышу голос милый,Как будто нет еще таинственной могилы,Где день и ночь, склонясь, в жары и холода,Должна я ожидать последнего суда.12 января 1917Слепнево

«Двадцать первое. Ночь. Понедельник...»