Я не боюсь

— Дженни! — крикнула она, запыхавшись. — Делай что-нибудь! Зови на помощь!

Я заорала во всю силу своих легких. Феромагер, пошатываясь, поднимался на ноги. Руки и ноги Питера дергались при каждом ударе, а кулак Сабины покрылся кровью. Это длилось бесконечно. Я кричала. Рука Сабины поднималась и опускалась. Старик с трудом разгибался в полный рост.

И в одну секунду все закончилось.

Феромагер с неожиданной ловкостью воткнул нож в шею моей подруги. Она дернулась и упала на бок, схватившись за рукоятку и пытаясь ее выдернуть. Мой крик застрял в горле и оборвался. Старик подхватил Питера, в котором теперь трудно было узнать того обаятельного парня, с кряхтением подставил ему плечо, помог подняться и поволок к дверям. Даже не обернувшись, они исчезли в проеме. Сабина хрипела, глядя на меня безумными глазами. Ее боль и ужас от надвигающейся смерти нахлынули, лишив последних остатков разума. Я застыла в той позе, в которой была, не отрывая взгляда от умирающей подруги и переживая вместе с ней последние минуты. Как будто умирала сама. Кусала губы до крови и плакала.

Только когда рука Сабины отпустила, наконец, рукоять ножа и безвольно упала на пол, я с хрипом вздохнула, как человек, вынырнувший из глубины. С последним вздохом Сабины ее боль и ужас испарились внутри меня, оставив лишь мои собственные.

Глава 27. Дженни

Лицо умирающей Сабины было моим третьим кошмаром, заставлявшим просыпаться по ночам в холодном поту. Этот кошмар снился не так часто, как, например, пожар, забравший маму, или лицо дикого феромагера, чуть не убившего меня, пока я изображала приманку. Но, говорят, самые глубокие следы в наших сердцах оставляют самые потаенные страхи. И где-то внутри, там, куда я сама редко добиралась мысленно или эмоционально, хранилась боль, которую испытала моя подруга перед смертью.

Именно такое чувство заставляет мечтать о машине времени, в которую можно было бы сесть и вернуться назад, чтобы все исправить. Вот почему столько фильмов снимается о путешествиях во времени и столько пишется книг. Все желают исправить свои ошибки. И я не могла назвать себя исключением.

Когда Дружеч приехал и забрал нас, мне уже хотелось провалиться сквозь землю. По пути домой Одри и Клер дрожащими голосами излагали свою версию событий, а я не могла вымолвить ни слова. По прибытию в поместье их отправили в комнаты. Меня повели в кабинет.

— Как получилось, что ты ушла с незнакомцем, наплевав на все, чему мы тебя учили?! — тон мистера Дружеча не предвещал ничего хорошего.