Я не мечтал стать космонавтом

– Обалдеть (хотя посыл был куда нецензурнее), я думал, вы если не в космосе, то под колпаком в лаборатории живете или на Мальдивах кости греете.

– Ага, конечно. А еще по миру с гастролями ездим. Такое только одному товарищу перепало за первенство.

– Ой, а имя ваше…

– Не начинай только. Меня эти сравнения с детства достали. Если тебе надо ко мне как-то обращаться, я – Черский. Эту идолопоклонническую кличку из первой строки паспорта я стараюсь не использовать.

– А я Никита. Что-то вы какой-то странный, – нахмурился мальчик. – Гагарина не любите, ворчите постоянно. Я не таким вас себе представлял.

– Как обидно, правда? – Черский состроил гримасу отвращения. – Завтра уволюсь ко всем чертям и не буду порочить честь мундира, так сказать. Давай обратно ксиву, а то ты ее зальешь своей бурдой, как и ящик свой. Что там, кстати?

– Кларнет. Хрень редкостная. И не флейта, и не саксофон. Одно страдание.

– Ты что, музыкант? – недоверчиво спросил без пяти минут безработный.

– Считается, что да. Лет с 5 ношу это гордое звание и влачу безоблачную жизнь деятеля искусств. Обожаю конкурсы, концерты и консерваторию, – сарказм в голосе паренька слышался за километр.

Черский непроизвольно хихикнул, причем как-то нелепо, но искренне.

– То есть ты успешный музыкант и ненавидишь музыку?

– Я мамина гордость. Так было бы правильнее сказать, – Никита смотрел куда-то вдаль. – Отец всю жизнь занимался бизнесом, а мама живет в свое удовольствие, но обожает рассказывать, как в детстве мечтала стать скрипачкой. Когда встретилась с отцом, среди прочего выяснилось, что у них страсть к классической музыке. Папане по статусу положено ценить джаз или богемные симфонии, а мать, по-моему, любит все в кучу: от Моцарта до Баскова – и не сильно разбирается в разнице. В общем, так вышло, что за меня все решили до моего рождения, и вот теперь я «беру от жизни все». Дал же бог способности… А я с детства грезил космосом. Читал Стругацких и Лема из дедушкиной библиотеки запоем, потом увидел «Интерстеллар» и поплыл окончательно. Кто бы мог подумать, что мне придется разговаривать с живым космонавтом.

– А мне с музыкантом, – пробормотал Черский, понимая, насколько чудовищная и абсурдная ситуация сейчас происходит. – Так что тебе мешало…

Тут он осекся, потому что повернулся к парню всем корпусом и наконец увидел всю картину. Сбоку лавки вполоборота ютилась электрическая инвалидная коляска. Устройство явно стоило больших денег и максимально облегчало жизнь хозяину.

– О, а вы не сразу заметили? Я еще удивился, что у такого ворчливого дядьки такое чувство такта.

– Прости, я получается, спросил глупость… – Черский смутился и понял, что в его голове начались странные метаморфозы. – Получается я украл у тебя мечту…

– Ну да, а я у вас! – задорно воскликнул паренек, который уже прекрасно все понял. – А что, если мы с вами встретились не просто так? Вы решили уйти из самой романтичной профессии на свете, я решил расколотить кларнет, источник искусства, об эту лавку. Разве так возможно, что два таких человека оказались в одном месте?

– Кто его знает, – Черский откинулся на спинку лавки и впервые за много лет уставился в вечернее небо, на котором уже появлялись звезды. А юный собеседник вдруг начал прислушиваться к песне уличного музыканта, услышав знакомый мотив.

– А давайте обменяемся нашими мечтами? Ведь мы так глупо обесцениваем наши таланты… Давайте я подарю вам мечты о космосе, а вы мне о музыке. И два несчастных человека станут счастливыми. Это же так просто.

Черский задумался над словами не по годам сообразительного мальчишки, хотя в его груди уже шевелилось что-то теплое, чего раньше он не замечал. Он расслабился и в этот момент увидел падающую звезду. Звезду, которая обрушила все годы сомнений и боли. Звезду, которая подарила Черскому желание, которое сам бы он никогда не загадал. Подарила и сделала желание явью.

И в тот самый миг, когда действующий космонавт-испытатель тонул в бесконечности родного космоса, Никита дождался пика невероятно сложного музыкального пассажа и расплылся в блаженной улыбке, пережив невероятно чистую и высокую ноту, которую взял уличный музыкант в гармонии со своей гитарой.

Никита не видел звезд, а Черский не слышал музыки.

Вечер сменялся ночью. Заканчивался еще один день, когда в мире стало на двух счастливых человек больше.