— Где же мне взять такого парня? — директор задумчиво поскреб щеку. Ладно, что-нибудь придумаю… Может быть в институте физкультуры… Вечером позвоню проректору, мы знакомы, — он поднялся. — Значит, до завтра. В котором часу вас ждать?
— В одиннадцать. Будет солнце, хорошее небо, такое стереоосвещение. Шоор проводил директора до двери. — У меня к вам приватная просьба, остановил он его. — После войны в вашем городе был лагерь немецких военнопленных. В 1948 году в нем погиб дядька моего шефа господина Густава Анерта. Мне надо по этому вопросу выяснения. Куда я могу обратиться?
Директор пожал плечами, растерянно задумался — столь неожиданным оказался вопрос. После паузы он сказал:
— Для начала, видимо, надо обратиться в милицию… Так мне кажется. Может они подскажут… — неуверенно заключил он… — Что же я тут могу? Поговорю с начальником городского управления, попрошу, чтоб он вас принял, изложите ему подробности. Начните с этого.
— Я хотел бы для шефа иметь тут результат, — подчеркнул Шоор, когда они стояли уже у порога раскрытой в коридор двери.
Директор кивнул:
— Попробуйте… Всяко бывает…
Поздно вечером, когда Шоор доставал из холодильника банку любимого пива «Heineken», позвонил директор конного завода:
— Господин Шоор, я нашел вам, по-моему, подходящего парня. Работает в фотосалоне, и как натурщик подрабатывает в институте декоративного и прикладного искусства. Запишите: зовут Леонид Локоток. Завтра в десять утра он будет у вас. Платить ему будем мы. В рублях, конечно. Валюта нужна нам, а ему не положено… Теперь о другой вашей просьбе. Я говорил с начальником городского управления милиции. Понимаете?.. Вот… Это не в их компетенции. Он посоветовал поступить так: у нас есть частное сыскное бюро «След». Что? Да-да, приват. Они занимаются поисками исчезнувших людей. Возможно, возьмутся и за ваше дело. Попробуйте, вдруг получится. Запишите адрес, это недалеко от гостиницы…
— Да-да! Спасибо!
Утром следующего дня, приняв душ, побрившись, овеяв себя облачком цветочного дезодоранта, съев бутерброд с сыром и запив его чашечкой кофе прямо в номере, Шоор вел какие-то подсчеты на миниатюрном калькуляторе, когда в дверь постучали.
— Прошу! — крикнул Шоор.
В комнату вошел молодой человек в хорошем джинсовом костюме, куртка, подбитая белым мехом, была распахнута, и Шоор сразу увидел, что парень сложен великолепно — широкие сильные плечи, узкая талия, под тонким свитером, обтягивающим торс, проступали бугры мышц.
— Меня просили прийти к вам. Моя фамилия Локоток.
— Очень приятно, — улыбнулся Шоор. — Садитесь, — парень Шоору понравился: крупное лицо, не придется особенно возиться с гримом и светом, чтобы «выбрать» каждую деталь — глаза, лоб, нос, рот, — все открыто, чуть вьющиеся светлые волосы. «Почти неккермановский тип, — подумал Шоор, ничего азиатского. Это подкупает читателей журнала, европейцы любят себе подобных. — Вам господин директор объяснил, какую будем делать работу?»
— Да, — кивнул Локоток. — Когда начнем? — по-деловому спросил он.
— Через полчаса. Мы поедем отсюда все. Пива? — предложил Шоор.
— Нет, благодарю, не употребляю, — Локоток рассмеялся.
Шоору понравился и этот отказ (пьет, конечно, но набивает себе цену), и приоткрывшиеся ровные здоровые зубы (можно будет сделать несколько снимков улыбающегося, довольного жизнью человека), и то, что красавчиком парня не назовешь (рядом с лошадью должен стоять настоящий мужчина спортивного и несколько сурового облика, женщины любят таких, ибо напомаженные красавчики напоминают им либо педерастов-наркоманов, либо алкашей-импотентов…).
Минут через пятнадцать вошел фотограф Шоора, обвешанный небольшими кожаными ящичками с аппаратурой, что-то сказал по-немецки, Шоор указал на Локотка, познакомил. Фотограф профессионально охватил Локотка взглядом и одобрительно похлопал его по плечу.
В половине одиннадцатого они втроем уехали на конный завод.
5
Корреспонденция «до востребования», за которой не явились адресаты, пролежав положенный месяц в почтовом отделении, хранилась затем еще месяц на главпочтамте. Теперь, когда и тут срок вышел, комиссия из трех человек во главе с заместителем начальника почтамта засела за ее разбор. Серые мешки с невостребованными письмами были свалены в кучу в углу небольшой комнаты. Предстояла нудная и кропотливая работа: вскрывать, читать и решать, что сжигать, а что отложить, еще раз прочитать и окончательно определить: сжигать или отправить в милицию. Обычно туда передавались письма, в которых имелись документы, важные бумаги или какие-нибудь особые сообщения. Но такое случалось редко. В основном все шло в топку.