Я (не)твоя собственность (СИ)

Заправив постель, я вышла в кухню. Там парни уже накрыли импровизированный ранний ужин. Запеченное мясо, овощи, рис… Пахло все так вкусно, что даже есть захотелось. Мы разместились все за одним маленьким столом. Дима, как мог, нарушал то и дело сгущавшуюся за столом тишину и я старалась ему помогать в этом.

В тишине страшнее. В тишине ты наедине со своими мыслями и страхами.

* * *

Я проснулась в кромешной темноте и тишине. Не сразу поняла, где нахожусь. А когда сообразила, окатило холодом. Потому, что уже четыре часа утра. Потому, что Макс обещал приехать «завтра утром или даже сегодня ночью». Ночь заканчивалась…

— А утро еще не наступило, — пробормотала я сама себе силясь унять нагребающую панику.

Из-за сна на пружинном матраце все тело нещадно затекло. Минуты три понадобилось чтоб сесть и свесить ноги с кровати. В животе толкнулся малыш.

— Доброе утро, сынок, — я нежно погладила живот.

Встала, надела поверх футболки худи. Поутрам прохладно. Взяла в руки смартфон. Там ничего. Ни единого сообщения.

Если он обещал приехать ночью, значит встреча в данный момент уж точно должна была закончиться, правильно? Почему не написал? Ребенок в животе снова толкнулся. Двинул в почку так, что я согнулась пополам, схватившись за бок.

— Кто это у нас безобразничает, а? — хихикнула, обхватив живот руками.

Из-за двери донеслись приглушенные голоса. Я сделала шаг к выходу, узнать, есть ли новости и замерла на месте. Так, слвоно ноги приросли к полу. Словно подсознание что-то чувствовало и останавливало тело. Давая еще несколько секунд… Я содрогнулась от холода. На секунду тело сковало так, словно я голой оказалась на двадцатиградусном морозе. Кожа покрылась колкими мурашками.

Мне страшно. Я не хочу туда идти. Не хочу спрашивать. Не хочу знать.

Решительными шагами, я направилась к двери. Взялась за ручку, надавила…

— … и скажем. Дальше-то что? — голос Димы звенел и подрагивал.

— Увезешь ее заграницу, как Макс велел. Документы есть, — хрипло отвечал Егор.

— Почему я?

Горький смешок царапнул слух.

— Думаешь, никто из нас не видел, как ты на нее смотришь? Влюбился в девочку…

— Нихера подобного!

— А-ну не ори! Тебя никто не обвиняет ни в чем. Даже лучше так… Наверное. Защитить сможешь лучше. Макс тебе самое дорогое дове…

Егор осекся на полуслове. Потому, что встретился со мной взглядом. И на лице его калейдоскопом сменялись эмоции. Дима резко обернулся. Побледнел, рвано выдохнув ртом.

— Света…

— Что? Что случилось? — собственного голоса я не узнала.

Он был мертвый. Угасший.

— Иди сюда, — Егор первым опомнился.

Вскочил со стула, на котором сидел, взял меня за плечи. Подтолкнул к нему и заставил сесть. Сам присел на корточки. Горячие ладони обняли мои бедра. Не по-мужски. А так, как это бы сделал брат. Или отец.

Я не дышала.

— Света… Димон, воды налей. Теплой. И таблеток… Валерьянки. Две штуки.

Слова отрывками. В ушах гул.

— Егор…

— Мне Ромыч позвонил. В клубе, там… Там взрыв был, Света. Там… там ничего не осталось. Кто-то весь сходняк уничтожил. Кто, мы не знаем….

— В смысле? Какой сходняк? Что… ты о чем?

— Макс мертв, Света. Тебе надо уезжать.

Со стороны я увидела себя. На старом стуле посреди маленькой, убитой кухоньки. Сгорбившуюся в ярко-розовом худи. С большим животом, на котором лежали маленькие белые руки. Увидела сидевшего возле меня на корточках Егора. Напряженно застывшего сбоку Диму. Услышала, как кто-то… Далеко-далеко, на другом конце Вселенной кто-то страшно завыл и заорал.

— Света! Света, твою мать…

Мужские руки подхватили меня, не дав удариться об пол. Сомкнулись на спине, крепко прижимая к мужской груди. С криком я пыталась вырваться, но силы стремительно покидал и тело. Словно их что-то высасывало из меня. Словно я умирала. Прямо здесь и сейчас умирала вслед за Максом.

Захлебываясь слезами, я выла, вцепившись скрюченными пальцами в свитер Егора. Он и Дима что-то говорили. Кажется, в домик прибежали другие охранники… Я не видела. Не слышала. Не могла разобрать, что происходит. В ушах набатом снова, снова и снова звучали страшные слова Егора.

Макс мертв, Света. Тебе надо уезжать.

Макс мертв, Света.

Макс мертв!

Мертв!

Мертв!

И от этих слов разламывалась голова и рвалось на части сердце. Боль нереальной, разрушительной силы… Невыносимая. Смертельная. От которой реальность исчезает в агонии. Непрекращающейся…

— Думай о ребенке, твою мать! Думай о ребенке, Света-а-а-а!

Чьи-то слова прорвались сквозь одуряющее отчаяние. И мозг уцепился за них, как утопающий за соломинку.

— Выпей! Выпей воды! Давай же, девока, возьми себя в руки.