Я стоял возле шатра, но не спешил взойти на площадь, наслаждаясь видами города. В отличие от Венерандума здесь все построено руками обычных людей. Сколько пота, сколько крови потребовалось, дабы отстроить всё это! За площадью красовалось здание театра. Величественный купол ярко блестел золотом в свете жар-камней. По правую сторону от меня находилась астула знатных прокураторов, обнесенная высокими стенами. За ней торчали глиняные домики простых горожан. Мне хотелось думать, что в скором времени жизнь в Юменте наладиться: министры финансов предложили заманчивую систему, позволявшую беднякам вновь встать на ноги. И вместо неухоженных домов построят хорошие и крепкие. По левую сторону от меня была астула старейшин. Даже отсюда я прекрасно мог разглядеть величественные статуи дагулам, циклопичные храмы богам.
Однако на фоне города ярко выделялась широкая черная колонна, ведущая в Венерандум. На её поверхности по спирали горели жар-камни. Оставалось загадкой, как древние мастера умудрились приделать их на такую высоту. Возможно, здесь не обошлось без помощи богов… или меня. Я никогда до конца не мог осознать, что обладал нечто таким, чего не было у простых людей. Даже сейчас порой кажется: я ни чем не отличаюсь от горожан.
Выбросив глупые мысли из головы, я направился к площади. Позади меня шли двое демортиуусов.
Уже сейчас в аквилонской части Юменты собралось несметное количество людей. Гвалт стоял больший, чем когда витамы загоняют в ловушку филя. Горожане спорили, кричали, размахивали руками, толкались в попытке подойти поближе. Отсюда они сливались в одну большую массу. Сколько их здесь? Сотня тысяч? Двести? От таких цифр голова шла кругом. Как люди смогут услышать меня? Впрочем, не стоило волноваться раньше времени.
Вокруг площади, как и было велено, стояли палангаи в сверкающих доспехах. При каждом их движении панцири вспыхивали. Остроконечные шлемы сыпали искрами. Позади солдат бегали мисмары и следили за порядком. В случае атаки Марциалов возле ступеней, ведущих на площадь, возвышались семь кудбирионов. В предстоящей схватке они будут играть роль моей охраны.
Сердце гулко билось в груди, в горле пересохло. Ноги отказывались двигаться навстречу возможной гибели… Надо расслабиться. Я всё продумал: знатные прокураторы сидели на балконе театра, откуда всё было прекрасно видно и слышно. Их покой «защищали» тридцать демортиуусов.
На площадку вышли пятеро молодых парней в белоснежных тогах и громко затрубили в рога. Люди словно по команде угомонились, тысячи глаз уставились на гигантскую сцену. Не обращая внимания на внутреннее напряжение, я вскинул голову и направился в центр площади. Жар-камни, поставленные на золотые треножники, ласково грели лицо.
Я вскинул руки, и толпа взорвалась радостными криками. От шума заложило уши. Люди бесновались, толкались. На лицах некоторых я увидел слезы. Всем им с детства вбивали в головы, что их создал Безымянный Человек. И только по его разрешению души отправляются в замок Юзона. Во мне они видели не правителя — бога. И сейчас горожане приветствовали бога.
Когда шум чуть стих, я, стараясь говорить громко и четко, начал свою речь:
— Приветствую вас, дети мои! С последней нашей встречи прошло, к сожалению, много времени. Но не ругайте меня! Там, наверху, так много проблем, что порой не знаешь, как их все разгрести. Не забывайте, дети мои: я бог всего лишь наполовину. И ничего человеческое мне не чуждо. Уныние, лень, разочарование, радость нового анимама, скорбь по умершему другу — мне все это знакомо.
Из толпы послышался сдержанный смех. Я же оглядел людей, пытаясь понять, откуда враг попытается напасть. Чтобы создать брешь в рядах палангаев, достаточно молниеносно ударить по солдатам. Все надежды на мою защиту я возлагал на демортиуусов. Однако и сам готов был обнажить клинки.
— Смерть всегда рядом, — сказал я. — В Мезармоуте с первого анимама существовали враги, жаждущие убивать невинных людей. Вспомните, за что Корду отрубили голову! Всего лишь за красоту. Зло и добро постоянно борются между собой. И это не просто красивые слова.
Я замолчал, давая людям переварить услышанное. От напряжения на лбу выступил пот. Глазами отыскал старейшин, стоящих возле моего шатра, и жестом показал на треножники с жар-камнями. Пусть ослабят пламя.
— Дети мои, вы прекрасно знаете, что если бы я мог остановить смерть, мог хотя бы накормить всех голодных, я бы в первый же анимам отдал свою жизнь. Ибо благо народа — закон, как писал Петро Тертиус в «Деяниях». Никогда не забывайте, сколько мы пережили вместе! И военное восстание Ирада, и Великий Голод, и нападение на Юменту подземных тварей. Мы сильны, когда собираемся вместе. И враг хочет нас разделить, посеять смуту! Не поддавайтесь, дети мои!
Площадь взорвалась аплодисментами. Я бросил взгляд на балкон театра. Дуа Нокс сидела рядом с Акифом Дахма. В нескольких эмиолиусов от них горделиво возвышался на костяном троне Мартин Марциал. Я широко улыбнулся. Внутреннее напряжение никуда не делось. Но ничего-ничего… Месть будет жестока.