Я (не) ведьма

— Какой волшебный подарок этой ночью, — сказал он, протянул руку и откинул капюшон с моей головы. Я не стала прятаться, хватаясь за капюшон, а посмотрела рыцарю прямо в глаза.

— Возвращаю ваш плащ, — сказала я, стараясь говорить твердо, — и прошу вернуть мои туфли.

Он смотрел на меня долго, словно лаская взглядом. Как будто запоминал каждую черточку моего лица. И я ощущала его взгляд на своих щеках и губах, как прикосновение.

Потом он отошел к сундуку, что стоял у опорного столба, открыл крышку и вынул оттуда мои туфли. Признаться, туфли были достаточно потрепанными, и набойки на каблуках сточились, но рыцарь держал их на ладони, как самое настоящее сокровище.

Я поставила корзину с плащом на ковер, толкнув ее ногой в сторону, и забрала туфли.

— Одной пряжки не хватает, — сказала я, держа туфли за каблуки. — Потрудитесь вернуть.

Он снова вернулся к сундуку и что-то достал оттуда. Сердце мое забилось — сейчас я получу пряжку и… и уйду. И всё, вряд ли нам придется еще хоть раз заговорить.

— Считай, что пряжку я потерял, — сказал сэр Эдейл и положил в каждый мой туфель по неограненному рубину, величиной с голубиное яйцо.

— Что это? — спросила я оторопело, глядя на великолепные камни.

В короне мачехи были южные рубины, но размером с ноготь большого пальца, и они не шли ни в какое сравнение с этими.

— Плата за потерянную пряжку, — объяснил он.

— Моя пряжка была медной, — сказала я угрюмо, — она не стоит так дорого. И я не стою, добрый сэр. Я вообще не продаюсь и не покупаюсь. Вы не потеряли пряжку, вы нацепили ее на перчатку, чтобы похвастаться трофеем.

— Не похвастаться, — возразил он. — Это знак служения моей прекрасной даме.

— Ха! — презрительно скривила я губы, хотя щеки предательски запылали. — Не желаете отдавать по-хорошему, заберу сама.

Его перчатки лежали на лавке, возле тканевой стены, и я, вытряхнув из туфель драгоценные камни, решительно шагнула к лавке и схватила перчатку — ту, на которую была пришита моя пряжка. Сунув туфли под мышку, я попыталась оторвать пряжку, но она были прихвачена намертво вощеными нитками.

— Дайте нож, — потребовала я, но в следующее мгновение рыцарь взял меня за плечо, развернул к себе лицом и крепко поцеловал в губы.

Перчатка сама собой выпала из моих пальцев, а следом упали туфли.

Мы целовались, и мне казалось, что пламя в крови уже захватило меня всю — и я сгораю, таю, как воск в сильных объятиях.

Наконец, он оторвался от меня, но не отпустил, а сказал:

— Я хотел найти тебя после турнира, но раз ты пришла сама… Поедем со мной, и у тебя будут сто рубинов и тысяча золотых пряжек.

«Нет!», — хотела ответить я, но не успела, потому что он опять поцеловал меня — жарко, страстно, и мне пришлось собрать всю волю, чтобы не забыть, что я — девица королевской крови, и не должна идти по стопам своей матери.

Но как помнить о чем-то, если я сгорала в его объятиях вернее, чем на костре. Я совсем задохнулась, когда он прервал поцелуй и коснулся своим лбом моего.

— Когда тебя увидел, — заговорил сэр Эдейл вполголоса, — сначала думал, что это фея появилась из ручья…

Он принялся целовать меня снова — легко касаясь губами моих щек, век, лба. Глаза у него горели, и этот огонь показался мне дьявольски пугающим и… привлекательным. Я уперлась ладонями в широкую мужскую грудь и только и смогла, что выдохнуть:

— Я не фея!

— Конечно, — ответил он и коснулся ладонью моей щеки — лаская, проводя большим пальцем по моим губам, — у фей не бывает таких стоптанных туфель. У тебя будут новые туфли, и самое красивое платье…

— Мне не нужны ни платье, ни новые туфли! — я снова попыталась его оттолкнуть, но он поцеловал меня в шею, оттягивая ворот моего платья.

— У нас тоже есть ручей феи, — зашептал он мне на ухо, и от его голоса у меня предательски-сладко задрожало в груди, — только нашу зовут Флёр-де Фарин, а вашу — Кандида… Там бьют горячие источники, и вода не замерзает даже зимой. Мы можем купаться там вдвоем…

— Остановитесь! — я пыталась отвернуться от его жадных губ, борясь не только с его напором, но и со своим желанием — больше всего мне сейчас захотелось остаться здесь, в черном шатре с красной полосой, где курились душистые благовония, и где мужчина, которого пожелали многие женщины, возжелал меня.

— Разве ты хочешь, чтобы я остановился? — грудь его тяжело вздымалась и опускалась, и он пытливо взглянул мне в лицо, словно не веря, что я прошу всерьез.

Я задрожала от сладкого волнения, слыша тяжелое мужское дыхание, и поняла, что надо спасаться бегством, пока разум не совсем меня покинул. Позабыв про туфли и пряжки, я бросилась вон из шатра, но рыцарь поймал меня за запястье и притянул к себе.

— Почему убегаешь? — спросил он. — Разве ты не видишь, что я весь горю, и это твоя вина.

— Ничуть! — воспротивилась я.

— И только ты можешь погасить этот огонь.

— С чего бы?!

Он засмеялся и погладил меня по голове, играя прядями моих волос.

— Ты воспламенила меня с первого взгляда — рыжая, как солнце, — сказал он. — И кудри мягкие… Мягче шелка.

— Мне нужны только туфли и моя пряжка, — напомнила я, отводя его руку. — Верните моё, и я уйду.