Я не верю судьбе

Час зачатья я помню неточно, —Значит, память моя — однобока, —Но зачат я был ночью, порочноИ явился на свет не до срока.Я рождался не в муках, не в злобе, —Девять месяцев — это не лет!Первый срок отбывал я в утробе, —Ничего там хорошего нет.   Спасибо вам, святители,   Что плюнули да дунули,   Что вдруг мои родители   Зачать меня задумали —   В те времена укромные,   Теперь — почти былинные,   Когда срока огромные   Брели в этапы длинные.   Их брали в ночь зачатия,   А многих — даже ранее, —   А вот живет же братия —   Моя честна компания!Ходу, думушки резвые, ходу!Слóва, строченьки милые, слова!..В первый раз получил я свободуПо указу от тридцать восьмого.Знать бы мне, кто так долго мурыжил, —Отыгрался бы на подлеце!Но родился, и жил я, и выжил, —Дом на Первой Мещанской — в конце.   Там за стеной, за стеночкою,

   За перегородочкой   Соседушка с соседочкою   Баловались водочкой.   Все жили вровень, скромно так, —   Система коридорная,   На тридцать восемь комнаток —   Всего одна уборная.   Здесь нá зуб зуб не попадал,   Не грела телогреечка,   Здесь я доподлинно узнал,   Почем она — копеечка.…Не боялась сирены соседка,И привыкла к ней мать понемногу,И плевал я — здоровый трехлетка —На воздушную эту тревогу!Да не все то, что сверху, — от Бога, —И народ «зажигалки» тушил;И как малая фронту подмога —Мой песок и дырявый кувшин.   И било солнце в три луча,   Сквозь дыры крыш просеяно,   На Евдоким Кирилыча   И Гисю Моисеевну.   Она ему: «Как сыновья?»   «Да без вести пропавшие!   Эх, Гиська, мы одна семья —   Вы тоже пострадавшие!   Вы тоже — пострадавшие,   А значит — обрусевшие:   Мои — без вести павшие,

   Твои — безвинно севшие».…Я ушел от пеленок и сосок,Поживал — не забыт, не заброшен,И дразнили меня: «Недоносок», —Хоть и был я нормально доношен.Маскировку пытался срывать я:Пленных гонят — чего ж мы дрожим?!Возвращались отцы наши, братьяПо домам — по своим да чужим…   У тети Зины кофточка   С драконами да змеями, —   То у Попова Вовчика   Отец пришел с трофеями.   Трофейная Япония,   Трофейная Германия…   Пришла страна Лимония,   Сплошная Чемодания!   Взял у отца на станции   Погоны, словно цацки, я, —   А из эвакуации   Толпой валили штатские.Осмотрелись они, оклемались,Похмелились — потом протрезвели.И отплакали те, кто дождались,Недождавшиеся — отревели.Стал метро рыть отец Витьки с Генкой, —Мы спросили — зачем? — он в ответ:«Коридоры кончаются стенкой,А тоннели — выводят на свет!»

   Пророчество папашино   Не слушал Витька с корешем —   Из коридора нашего   В тюремный коридор ушел.   Да он всегда был спорщиком,   Припрут к стене — откажется…   Прошел он коридорчиком —   И кончил «стенкой», кажется.   Но у отцов — свои умы,   А что до нас касательно —   На жизнь засматривались мы   Уже самостоятельно.Все — от нас до почти годовалых —«Толковищу» вели до кровянки, —А в подвалах и полуподвалахРебятишкам хотелось под танки.Не досталось им даже по пуле, —В «ремеслухе» — живи да тужи:Ни дерзнуть, ни рискнуть, — но рискнулиИз напильников делать ножи.   Они воткнутся в легкие,   От никотина черные,   Но рукоятки легкие   Трехцветные наборные…   Вели дела обменные   Сопливые острожники —   На стройке немцы пленные   На хлеб меняли ножики.   Сперва играли в «фантики»,   В «пристенок» с крохоборами, —

   И вот ушли романтики   Из подворотен вóрами.…Спекулянтка была номер перший —Ни соседей, ни Бога не труся,Жизнь закончила миллионершей —Пересветова тетя Маруся.У Маруси за стенкой говели, —И она там втихую пила…А упала она — возле двери, —Некрасиво так, зло умерла.   Нажива — как наркотика, —   Не выдержала этого   Богатенькая тетенька   Маруся Пересветова.   Но было все обыденно:   Заглянет кто — расстроится.   Особенно обидело   Богатство — метростроевца.   Он дом сломал, а нам сказал:   «У вас носы не вытерты,   А я, за что я воевал?!» —   И разные эпитеты.…Было время — и были подвалы,Было дело — и цены снижали,И текли куда надо каналы,И в конце куда надо впадали.Дети бывших старшин да майоровДо ледовых широт поднялúсь,Потому что из тех коридоров,Им казалось, сподручнее — вниз.